Режиссерское кресло
- Тебе не мешают вспышки (фотограф Дней.Ру снимает Александра во время интервью)?- Мне вообще ничего не мешает – я настолько привык к камерам, что когда их нет, чувствую себя отвратительно! У меня теперь жизнь такая началась: камеры долго нет - и сходишь с ума. Скажу странную вещь: в первом проекте, который снимаю сам, я дал добро сам сниматься. Это уже четвертый у меня фильм, и я решил, что не буду сниматься, когда сам не снимаю. Как-то со стороны лучше видно. На плейбэк смотришь, как актеры играют – кто тебе может сказать правду? Все-таки ты режиссер. Я выработал такую штуку по отношению к себе: я могу абстрагироваться, ведь я актер и режиссер. Иногда смотришь, как многие делают фильм и еще и сами себя в нем снимают – для меня это нонсенс. Когда я пробы вел и была пауза, мне говорили: давай попробуй! Я им: "Да идите вы на фиг!" Но все-таки попробовал и говорю: "Нет, мне не нравится!" А они мне: "Давай еще раз!" Просто от делать нечего. И я не знал, что они, оказывается, отдали мои пробы на канал и продюсеры канала, которые утверждают роли, меня утвердили сразу. Я говорю: "Ребята, я дорогой!" А они: "Ничего, мы потянем". И я сейчас снимался сам у себя дня четыре. По материалу неплохо получается. - А ты следишь за тем, как съемки ведутся? Операторские процессы проверяешь?
- Режиссер – это человек, который следит за всем и за все отвечает. Мне в этом году 45, и я нашел наконец-то свою профессию – ты будешь смеяться! - Не буду, ты мне очень нравишься как режиссер!
- Актерство в театре, режиссерство в театре, актерство в кино, педагогика во МХАТе – все настолько хорошо сложилось вместе, что я нашел свою профессию – кинорежиссер.
- А чего ты вообще ждешь от артистов? Как они должны себя вести в кадре?
- Свободно. Когда я собираю в первый раз всю группу, я говорю им: "Знаете, кто главный на площадке? Артист". Если мы утвердили после кастинга артиста, который как человек совершенно ужасен, но по-актерски нам подходит, мы в хорошем смысле должны его облизывать. Мы можем вверх ногами крутиться, делать все, что угодно, но если он не сыграет глазами, ничего не будет, все бессмысленно. Поэтому актеры у меня хулиганят. Зачастую импровизация – самое дорогое. У меня были актеры, которые делают от точки до точки – мастерство, ремесло, но не творчество, не полет. Но когда начинают хулиганить, особенно в кино – за два-три дня незнакомый актер привыкает к режиссеру и режиссер к актеру и если вы нашли общий язык, такой кайф. Когда снимаешь сериал – пять съемочных месяцев каждый день – и если ты с актером не найдешь общий язык, это будет пытка. Я пробую, когда снимаю только крупный план.
- А жестикуляция?!
- Дело в том, что если у актера все внутри хорошо, его тело будет жить как надо. И руки, и жестикуляция будут жить как надо. А если он театральный артист и не привык к камере, я помогу, если он услышит и захочет. Есть, которые хотят, но не могут – видно, что он трудяга и бросается в это дело, но ему не дано. А есть, которые взрываются – нужно только подтолкнуть, зажечь.
- А приоритетность у каких артистов – которые в кино снимаются или больше театральные?
- Все равно. Кино – это фактура, это тип. Например, Мамонов - не актер, это личность. И как он играл в "Острове" и как, я уверен, сыграет в "Иване Грозном" – это интересно, потому что это изначально другое. Он артист в душе, но не по профессии – и таких примеров масса. Иногда думаешь, артист, но лучше бы не был им.
- А ты сам ломаешь свое я, свои личностные потребности, когда приходится сталкиваться с продюсерами?
- На НТВ заказали мне сериал, и продюсеры моей компании говорят: больше крови, бойни. А я снимаю жестко, но этого ничего нет. И канал сказал – замечательно, давайте дальше. Такого не бывало. Я пошел своим путем. Кровь и бойни есть, они за кадром. Но страшно так же. Я сказал: кастинг мой, монтаж мой. Я у себя на площадке бог и царь – но с меня и спрашивается за всех. Кино – это профессия режиссерская. У тебя могут быть гениальные артисты – и можно все испортить.
- Как же "театр в кино" – тот же "Догвилль" Фон Триера?
- Это другое кино. Я имею в виду кино как таковое – монтаж, работа с актерами, шумовое, речевое звучание. Недавно вернулся из Алма-Аты с международного фестиваля "Звезды Шакена" – выступал там вне конкурсной программы, потому что меня предупредили за три дня. Я вез и "Учителя в законе", и "Песочный дождь". И меня продюсеры просили, мол, Саш, покажи черновую сборку. А я не мог – я так снимал, что пока я не подложу звук и музыку, никто не поймет. Это не экшен, кино не совсем авторское, но все же. Только на озвучании я вложил те акценты, которых не хватало. Когда увидели окончательный вариант, все поразились и теперь ко мне не лезут – это уже третий мой проект.
Сейчас я уже выбираю сценарий сам – два фильма мы с другом Сашей Лунгиным сами написали. Так интересно – ковыряться, копаться. Иногда приходилось расшифровывать все сцены, потому что сценарий пишется для общего ознакомления, а многое я меняю в процессе. Родились герои и стали говорить своим сленгом, жить своей жизнью – они какие-то слова не могут употреблять, что-то выбирать, микшировать. Слова дают информацию – и это такая шахматная партия!
Лицо с обложки
- А тебе нравится вся эта медийная жизнь?- Я скажу неправду, если скажу, что мне не нравится, и совру, если скажу, что нравится. Это нормально. Если ты чего-то добиваешься, значит, ты интересен. Люди начинают тебя культивировать. Беда с некоторыми людьми в том, что когда их забывают, они начинают хамить, провоцировать публику – а это глупо. Допустим, ты сейчас в рейтинге сотый. А будешь пятидесятый, двадцатый – что в тебе лично поменяется? - От достижения какой-то цели все равно что-то переворачивается внутри.
- Если Настя Заворотнюк в рейтинге первая, а Алиса Фрейндлих девятая, а Чурикова 48-я – зачем мне этот рейтинг нужен? Словом "звезда" сейчас всех зовут – для чего? Медийный, узнаваемый. Сейчас хоть "народного" перестали всем подряд раздавать. У нас половина театра "народных" – я тебе назову фамилию, ты спросишь, кто это. То ли периферия во мне бродит – менталитет человека из провинции, скромность какая-то. Полгода в цирке дали мне понять, что я не хуже, а то и лучше тех, с кем я играл. И рейтинга в смысле популярности. Не надо все это культивировать, надо просто заниматься своим делом. Я два года отказываюсь от проектов, после которых меня на улицах разрывали бы налево и направо. Например, мне сказали: мы тебе даем миллион долларов, ты будешь сниматься у нас год. Представляешь, я бы год снимался, а потом в течение полугода каждый день был бы на экране! Но мне это не интересно. А вот, например, два года назад я играл царя Эдипа в Александринке.
- Да, кстати, ты же уехал в Питер – неожиданно, на два года, когда здесь у тебя были потрясающие спектакли! Как так?
- Все это неправда. Я уехал на один проект, а не просто в Петербург. У меня был личный отпуск летом – я отказался от всех коммерческих проектов и уехал – даже не к Фокину, а ставил такой Теодоро Стерзопо. Я сначала поехал к нему в Афины на встречу – он прежде провел кастинг в Питере, но не нашел такого Эдипа, какого захотел. И он меня утвердил, я летом выпускал спектакль. Я потерял в деньгах, но приобрел столько в профессии, а прежде всего в жизни – он мне перевернул всю философию. Отношение к жизни, к профессии – все поменял.
- В чем специфика этого всего – что конкретно случилось?
- Я три месяца безвылазно занимался греческой гимнастикой дыхательной – я похудел за два года на двенадцать килограммов. У меня наступил счастливый момент в жизни, когда я доказываю только самому себе – это очень важно. Я не ханжа, мне приятно, когда люди вот так ко мне обращаются – но это все пустое. В твой день рождения (22 июня – прим. Дней.Ру) Первый канал звонит и говорит: "Александр, можно мы вас в эфире поздравим?" – значит, ты не самый плохой. И Эдип в Александринке, и Цирк – это этапы. На меня журналисты обижались, когда я говорил, что мне не важно победить, важно участие. Они думали, что я лукавлю.
Я же был самый взрослый участник. Но я делал то, что мне сказал Никулин Максим Юрьевич. Мне говорили, что то, что я сделал на трапеции на одной руке под куполом, не имея никакой подготовки, – это нереально. Но я знаю этому цену – со всеми своими болячками армейскими, они не знают. Я Фриске когда-то поставил 9, потому что она упала во время акробатического трюка – она запомнила это! Обиделась и поставила мне за акробатику сложнейшую ниже балл. Я тогда сказал – Бог ей судья, но не в этом дело. Я не побоялся - за 40 минут до выхода на манеж попробовал сделать сальто. Я решил внести это в номер, а мне говорят: "Ты больной?!" Я, к сожалению, выбил ногу и, чтобы сделать весь номер, сальто убрал в начале и поставил в конце – с фусса, когда ты встаешь и тебя кидают. И меня кинул парень, я приземлился на мат, и нога съехала. Я тогда думал: "У меня не будет больше возможности сделать в цирке это". Может быть, поэтому кто-то набирал пятерки и уходил из проекта, а кто-то получал тройки, четверки и оставался, потому что люди понимали, что человек борется, а не идет по головам.
Только время определяет приоритеты, что хорошо, а что однодневка, когда смотришь и стыдно. "Сталкер" Тарковского – тяжелейшая история. Но то, что он делал и как он думал - "Жертвоприношение", "Зеркало" - это же не всем ясно. Я говорю: "Ребята, здесь же все понятно", - люди на меня смотрят, как на идиота. Это мое, я это чувствую. Что-то ты сделал и понял: да, неплохо, и единицы, которым ты доверяешь, тебе говорят то же самое. Кстати, мой фильм "Учитель в законе" взял призы на фестивале в Ялте: Беляев, главный герой, взял за мужскую роль, а я за режиссуру. Если я могу сделать свое, но за меньшие деньги, я хочу этим заниматься – хоть предложений по кинорежиссуре много.
Концепция изменилась
- У тебя путь долгий – от театрального артиста к режиссеру театральному, к киноактеру, кинорежиссеру – и его никто не знает. Не обидно?
- Зачем это нужно? Это мое личное дело. Люди раздражаются – чего ты, мол, все время улыбаешься. А я им говорю, все хорошо. Глупость глупцу так же дорога, как мудрость мудрецу – это правда. В этом смысле мы одиноки. Когда я прочитал в свое время "Мастера и Маргариту", я понимал, что лучше книги в мире нет. Год назад я взялся ее перечитывать и понял: не могу читать, мне неинтересно. Дело не в сюжете или слоге. Просто что-то во мне произошло – Булгаков хуже от этого не стал. Достоевского для меня в свое время читать было – каторга, сейчас всего перечитал с легкостью. Время все ставит на свои места. Толстой вечен, Чехов вечен, Островский вечен. Поэтому это вопрос приоритетов. Не надо ждать, что тебя поймут. Когда говоришь ребенку что-то не делать, не надо от него ждать, что он не будет этого делать прямо сейчас – может быть, это случится когда-нибудь потом. Делай свое дело – в этом весь кайф.
- В чем главное отличие кино от театра?
- В кино первое "что", второе – это "как".
- А для театра разве не так же? Тем более сейчас, когда чем оригинальнее, тем лучше?
- Поэтому сейчас больше делают установку на "как", и никому не важно "что". Для меня мысль первична, а форма вторична. Если я теряю через 20 минут историю, никакая крутая форма съемок меня не заинтересует. Я люблю фильмы психологические. Вот фильм "Ущерб" (1992 год, реж. Люи Малль – прим. Дней.Ру) – что в нем? Два человека – Жюльетт Бинош и Джереми Айронс. Оторваться невозможно, с ума сходишь, умираешь – вот это мое кино.
- Все равно ведь невозможно отринуть весь театральный опыт и говорить о том, что ты исключительно режиссер кино?
- Наоборот, это мой плацдарм. Зная меня как артиста, актеры доверяются мне, как студенты. Наташа Вдовина у меня играла – талантливая актриса – все хотела сделать, как она хочет – это бывает у актеров, которые часто снимаются. Я говорю: не проблема. Мы сделали два варианта, и она выбрала мой – и с тех пор никогда не спорила, а только спрашивала, как делать. Я никогда не давлю. Нельзя давить – надо подвести.
- Все-таки у тебя есть концепт в голове, а у артистов нет!
- Не в этом дело. Все равно многие актеры думают кадрово. Вот сцену сняли – и какая она в начале, в середине и конце – это все разное. В фильме, который я сейчас снимаю, артист Селин злой на семью, говорит, что это обуза – потом происходит так, что к концу 16-й серии он стоит, как ребенок, на траве и плачет. Но к нему это должно было прийти – от агрессии. И это выстраивает режиссер. В пятой серии стал оттаивать, к седьмой задумался. Думающие актеры понимают и сами предлагают.
- У тебя какая тематика фильмов в основном?
- В фильме для меня интересен выбор. Как в той картине Васнецова "Витязь на распутье". В фильме "Учитель в законе" у меня главный герой подходит на вокзале к табло и смотрит на расписание: Москва-Хабаровск, Москва-Владивосток. Куда поехать? И тишина. Там даже сделано так – шум вокзала, и тут он подходит к расписанию, и просто стук каблуков – шум пропал. И уходит в жизнь – снова шум вокзала. Меня интересует герой сомневающийся, ищущий.
- Гамлет?
- У Гамлета, как ни странно, в его истории приоритеты понятны – если брать за мотив убийство отца. Некая месть и его поступки понятны. А у меня – особенно в "Песочном дожде" – все переворачивается. Основная тема – фатализм. Человек не знает, почему нам послано то или иное испытание. Я сейчас думаю, что если не получилось поехать куда-то, значит, я не должен был ехать. Вся литература на этом стоит. Возьми Эдипа – фатализм, ведь он ни в чем не виноват.
- А в театре у тебя какие-то другие ориентиры были, иной герой?
- Мы дети социализма, не то что нынешние тинейджеры – мало авторитетов, недостаток знаний и нигилизм. А у нас все было по-другому. Мы воспитывались на другом Островском, "Молодой гвардии" Фадеева, на Горьком – хотя сейчас его "Мещане" и "На дне" интересны своей темой одиночества. Беда социализма в том, что искали вины в ком-то или в чем-то. А все только в нас. Хорошую книгу берешь в жизни не один раз, так же как и хорошую мысль. Раньше нам говорили: что отдал, то твое. Что это значит? А это так! Все говорили: Бог есть любовь. Что это такое? А это так! И только сейчас я это понимаю, но даже объяснить этого не могу. Все истина, просто ты приходишь к этому или нет.
- Разве на сцене все было по-другому? Ведь там живой обмен эмоциями со зрителями, здесь и сейчас.
- Зачастую шел "автопилот". Такое самолюбование, самонаслаждение, даже когда плакал на сцене, смеялся. Гениально, когда ты сделаешь вот так – и зал будет плакать, сделаешь эдак – зал будет смеяться. Это поигрывание мозговыми мускулами.
- Ты от этого устал?
- Как можно от этого устать! Говорят: "Сань, тебе ж практиковать надо!", а я столько практикую. Мейерхольду все время говорили: "Всеволод Эмильевич, вы ж нам мешаете, что вы все время показываете, как играть!" А он отвечал: "Когда я вам показываю, как играть, я проверяю сам себя. Во-вторых, иногда проще показать, чем объяснить словами. В-третьих, я актер, я хочу поиграть!" Когда я на съемочной площадке начинаю показывать, я свободен в этот момент, у меня нет ни перед кем ответственности. В первой картине я показал Феклистову Саше, как сыграть сцену – и он не смог повторить. Потому что он повторял меня, а не себя.
- Кстати, даже артисты в "Кукле для невесты" (спектакль, который Александр поставил на сцене театра п/р Табакова) похожи на тебя! Нет желания сделать на сцене что-нибудь еще?
- Сейчас мне Табаков предлагает в театре ставить. Но когда я это буду делать? Мне сейчас предложили контракт на пять лет, я не подписал его, не хочу попадать в кабалу. Пока то, что предлагают, мне неинтересно. Сейчас я хочу снимать на Байкале кино – потрясающая история такая, ближе к Тарковскому. Причем и деньги тоже дают. Сейчас там на базе Минобороны строится студия, альтернативная Мосфильму – по масштабу, материалу. Не исключено, что буду снимать там. Более того, креативный продюсер посмотрела мои картины, принесла сценарии и говорит – выбирай, что хочешь. Но пока то, что читаю, не мое. Надо забеременеть материалом.
Буддист
- Какие такие "не твои" темы ты отвергаешь?
- Чернуху, национальные вопросы. Пока Великую Отечественную не трогаю. Зачастую это спекуляция – мне интересно другое. Любить и предавать можно и в Великую Отечественную войну, и сейчас, и в космосе. А где – уже вторично. Сейчас смотришь "Войну и мир" – ощущение, что комиксы, а я вижу, сколько денег по кадрам потрачено. Выключаю звук и не хочу включать, потому что мне стыдно – они все кукольные. Косталевский в роли императора – пфф! Император – это "белая кость". Они не виноваты, что все ограничивается тем, что на них надели костюмы – все так играют, значит, дело в режиссере. Ко-ми-ксы. Мне в "Войне и мире" – так же, как и, наверное, Толстому – было интересно, что с людьми происходит, когда их предавали. Как Наполеон вел свои войска – это уже к историкам.
- Может быть, это потому, что твое армейское прошлое играет роль?
- Да, это так. Про армию я хочу, кстати, снять, когда история будет подходящая.
- Ты говоришь про вечные сюжеты, но твой герой же не может существовать вне времени, ведь он привязан к определенным обстоятельствам?
- Мы с тобой сидим сейчас и общаемся в ресторанчике. А могли бы сидеть в латах и с забралом и ели бы мясо. Антураж меняется – мы нет.
- Но ведь среда все равно влияет на человека, так?
- Еще Ленин говорил: живя в обществе, невозможно быть свободным от этого общества. Не хочешь так – уходи в горы, живи один.
- Ты смог бы?
- Уже нет, наверное. Сейчас тот период, когда навыки ремесла, жизненного опыта и жизненной энергии сошлись вместе. И пока я могу это воплощать – я буду это делать. Но иногда я думаю, как человек достигает чего-то всю жизнь, а потом – раз! – и все это исчезает. Тогда понимаешь, что занимаешься чем-то, пока еще это интересно. Сейчас уже не так интересно светиться по "ящику". Дашка (жена Александра Дарья Калмыкова - артистка МХТ – прим. Дни.Ру) не понимает этого всего в силу возраста.
- У тебя буддистское сознание!
- Так и есть. Мне православие не близко. Я был в Иерусалиме и на всех святых местах – но это не мое. Я даже в чем-то язычник. Теологией не занимаюсь, но это либо должно "стукнуть", либо не должно "стукнуть", прийти к этому рационально нельзя - верю или не верю. Недаром люди неожиданно становятся иудеями или буддизм принимают. Почему? А фиг знает. Если за что-то берешься, получай от этого удовольствие.
- А если взялся, но не знал, что так выйдет?
- Иди и добивайся нужного результата либо признайся, что ошибся, и уйди достойно. Есть такое выражение: когда приходишь в гости, садись подальше от хозяина – возможно, он позовет сесть рядом. Я свой первый фильм снял 11 дней и завоевал все призы. Я понял, что хорошо, но сделал это одной левой. А я хочу, чтобы теперь мне дали возможность, время – и я сделаю еще лучше. Бывает и наоборот – время изживает людей, как Кончаловский, Рязанов – они же талантливейшие люди. А я боюсь - "Не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше посох и сума" – делать искренне ужасные вещи и не понимать, что это плохо.
- Часто цитируешь великих. А есть у тебя какой-то жизненный девиз?
- Когда я служил в театре, одной из любимых фраз моих были слова Нины Заречной из "Чайки" Чехова: "Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, приди и возьми ее". Это максималистичный девиз. Это относилось к человеку, касалось любви, преданности, самозабвенности. Чем старше ты становишься, тем более самозабвенно влюбляешься. Ты не успеваешь за своей оболочкой. Ты только когда подходишь к зеркалу, понимаешь: я же уже седой! Любить и дружить – это дар, и я снимаю про это фильмы. Какой бы человек ни был умный, у него часто не хватает опыта – и в этом проблема, даже при желании все понять. Ты меняешься всю свою жизнь. У меня с женой разница в 20 лет, и я говорю ей: "Дашка, когда ты поменяешься окончательно, я буду уже глубоким стариком".
Сейчас мой девиз таков: я не верю в кредит – я хочу сейчас, наличными. Но это не про деньги. Я встречаю кого-то или что-то – человека, сюжет – и наслаждаюсь этим, пока есть силы. Я уже из прочитанной литературы могу что-то извлекать, сублимировать, удалять то, что мешало. Раньше я не мог делать этого – до того, когда понял, что вся сила и слабость во мне. Вера есть точка опоры – она внутри тебя. Закрой глаза – и тебя нет.
- Это солепсизм!
- Это философия – я есть мир.
