Музыкант раскритиковал законы

Культовый музыкант рассказал Дням.Ру о цензуре и российских законах, "косметическом" российском творчестве и роли театра в своей жизни. – Однажды ты сказал, что тебя трудно удивить музыкой. Неужели за последние пять лет не было ни одного коллектива, который тебя сильно впечатлил? – Удивить, возможно, сложно, но многое нравится. Например, Uchu и их производные, занятные Tame Impala, The Waves, Pontiacs, Swans радуют, забавные Tennis… Много всего. – Временами у меня складывается ощущение, что российскую музыку губит ориентация на Запад, и копирование хипстерами Joy Division принесло куда больше минусов, чем плюсов.

– Это временное явление. Любая модная тенденция в конце концов прекращается. Сегодня у нас хипстеры, раньше были моды, битники… В этом нет ничего нового. То, что они сейчас копируют New Order, а раньше косили под Joy Division, говорит о том, что молодые ребята хотят играть, но не могут придумать ничего своего. Но тем не менее это новая формация музыкантов в этой стране – более интересная и на другом уровне ощущений. В 1980-1990-х годах в Москве и других городах было очень мало нормальных музыкантов, с которыми можно было хотя бы поговорить о нормальной музыке, не то, что играть ее. Сейчас все иначе: многие делают интересную музыку, и, пускай она вторична, десятерична по отношению к оригиналам, когда этим людям будет по 30-40 лет, возможно, кто-то из них сделает что-то великое. – Тогда возникает вопрос: а Россия может научить Запад чему-то в музыке, стать пионером? – Когда-нибудь, возможно. Если мы вообще сохраним эту страну. Мне кажется, что в последнее время всем глубоко наплевать на это. – Однажды вы заметили, что в России все делается не по-настоящему, косметически. Ты говорил о политике. А разве в творчестве не так? – Да, наверное. Я редко слушаю что-то наше. Иногда бывают красивости, но не очень часто и в основном в андеграундной музыке. Очень много скучной и однообразной музыки, нацеленное на пошлые форматы.

– Твои песни часто становились саундтреками в кино. Ты не планируешь уйти в кинематограф с головой? – Возможно, когда-нибудь, если сойдутся звезды, я и сниму какое-нибудь занятное кино, но сейчас мне не хочется даже думать об этом. Это слишком глобальный "замут", слишком много людей участвуют в процессе, часто бывает нервная обстановка. Меня это не привлекает. – А как же роль Курта Кобейна в спектакле "Нирвана" (прим. – постановка Юрия Грымова, 2003 год)? – Но это же был театр! Там было-то всего пять актеров, режиссер, звукорежиссер. Получилась сюрреалистическая история, грустная, символическая. В спектакле интересно было вариться: когда мы репетировали, Юра по ходу дела менял концепцию, и мы сами давали советы, предлагали, какие фишки добавить, нелепое движение становилось частью сценария, и все это увлекало, – спектакль рождался у нас на глазах, он делался нашими руками. Ты выходишь на сцену, и эти полтора часа ты держишь в напряжении весь зал, переживаешь маленькую жизнь. Я понимаю хороших актеров, которые в старости полностью уходят в театр, а кино оставляют только для заработка.

– Ты неоднократно сталкивался с цензурой в своем творчестве. Для тебя цензура – это вызов или ограничение? – Я не обращаю внимания на цензуру. Я как матерился, так и разговариваю матом. Но я не ругаюсь в присутствии детей, я не курю рядом с детьми, я никого не оскорбляю, не нарушаю порядок и не ущемляю ничьих интересов. Нужно понимать: законы пишутся для тех, кто не умеет жить по-человечески.