Как в школах гробят детей

Родители строчат панические паблики. Фейсбучная лента пестрит ироничными открытками и фото на тему школьных лет. Мой ребенок пока не ходит в школу, но подруги, дети которых уже стали винтиками огромного, дышащего гладиолусами, страхом, тщеславием и ЕГЭ, организма, разумеется, успели рассказать и про совместные уроки до полуночи, и про лепку галактики из пластилина по выходным, и про тотальную усталость (такую, что хоть на помойку) всей семьи перед летними каникулами.  

Я хочу рассказать вам о своей школе. Английской средней школе в Москве. Я училась в ней десять лет, от звонка до звонка. Застала мозаику во всю стену, из которой складывался Ленин, бегущий на учебу через поле, и вместе со страной, поменяв школьную форму на спортивный костюм с Микки-маусом, шагнула в светлое российское будущее.

В начальной школе у нас была тревожная учительница. Она ходила в одной и той же юбке и часто плакала. Пока в класс не пришла неописуемой красоты чеченская девочка. У девочки был крутой папа, а у папы – возможности. После уроков учительнице приносили немыслимые дары: был среди них и кухонный комбайн, и телевизор, и радиотелефон, и соковыжималка, и свитер с американским флагом. Новенькая немедленно стала отличницей и примером для класса. Родители всполошились и стали навертывать упущенное. В школу сказочными, щедрыми караванами потекли магнитофоны и музыкальные центры. Устроив быт, плаксивая учительница ушла в декрет.

На ее место заступила другая дама, Валентина Георгиевна. Валя. С картофельным носом с крупными порами. Она носила меховой жилет, который расширял ее до размеров Вселенной. Орала Валя как птеродактиль. А в припадках ярости (кричала она в спокойном состоянии) привязывала мальчишек к стульям за подтяжки и больно била указкой по рукам. Однажды я случайно опрокинула на нее лыжи. За что целый день, глотая слезы, простояла в углу. На ковер была вызвана бабушка, и я впервые услышала про себя буквально следующее: "Она у вас ненормальная. Дебилка. Вы бы показали ее психиатру". Обескураженная бабушка хлопала глазами. Ладно, – смягчилась Валя и требовательно постучала толстыми пальцами по столу, – нам надо покупать шторы и проектор, жду деньги до пятницы". Бабушка угодливо достала кошелек. Она с трудом устроила меня в эту чертову английскую школу, которая находилась в другом районе. Домой возвращались в тишине.

В пятом классе у нас появилась новая классная дама, "вторая мама", как она себя называла. Галина Михайловна. Она преподавала русский и литературу и была похожа на Пушкина. В прошлом ГМ была завучем по воспитательной работе. Поэтому любимым уроком у нее был "классный час". Основная цель "часа", который нередко растягивался на три, заключалась в том, чтобы каждый без исключения почувствовал себя самым распоследним, ни к чему не годным говном.

"А вы знаете из-за кого убили Листьева", – грозно сдвигала брови ГМ и окидывала выжидающим взором безмолвный класс? Класс скорбно молчал, предвкушая ответ. "А вот из-за таких сволочей, как вы!"– резюмировала ГМ и, успокоив себя озвученной истиной, поправляла пышную прическу.

Помимо политики Галина Михайловна любила обсудить внешкольную жизнь подопечных. У меня, как назло, она не складывалась. Мама уехала на несколько лет в Израиль. Меня воспитывали бабушка с дедушкой. Никакой катастрофы, меня холили, лелеяли и даже купили собаку. ГМ новость о мамином отъезде, разумеется, не оставила равнодушной. После уроков она вызывала меня к себе, сажала за парту, на которой было вырезано "Гр.ОБ" и начинала расспросы: как мама посмела уехать, пишет ли письма, благодарна ли бабушке за то, что та взвалила на себя "такую тяжкую крестягу", и что у нее за мужик. После душеспасительных бесед ГМ смотрела на меня многозначительно и резюмировала: "Это еще цветочки. Ягодки впереди". Ягодки, действительно, были впереди.

Удивительно, но ГМ необъяснимо ненавидела наших родителей и регулярно оскорбляла их на "часах", в которые со временем превратились почти все уроки русского и литературы. "Воспитание идет из семьи", "ребенка надо воспитывать, когда он лежит поперек лавки, а не вдоль", – вот дословные фразы-триггеры, с которых начиналось поругание предков за нашу никчемность и за то, что они… "зажрались" ("Я знаю, у вас дома холодильники забиты едой, а мне картошки купить не на что!"). Моя подруга, мама которой принципиально не сдавала деньги на бесконечные "выставки и музеи" (к слову, за семь совместных лет мы были в одном-единственном музее – конечно, Пушкина) с подачи ГМ стала объектом травли не только среди одноклассников, но и среди учителей. В процессе очередной экзекуции вторая моя подруга Лиза не выдержала и прошипела: "Прекратите оскорблять мою маму!" Через несколько месяцев ее перевели в другую школу. И вы знаете что? В предлагаемых обстоятельствах мы с одноклассниками стали играть в … семью. Придумали, что мы все друг другу – мамы, папы, сестры, братья... Как в мультике про Мишек Гамми.

Как-то я получила "пару" в четверти по биологии. Двоек тогда было много – в школу пришел молодой, бородатый и неопытный учитель. Он очень старался, пел под гитару песни про амебу. Но на итоговой контрольной не выдержал, погорячился и налепил всем "бананов". ЧП. Был созван "классный час". Добравшись до моей "пары", ГМ подняла меня с места и заявила: "А вы знаете, ребята, что Козлову мать бросила?! Нет? Так вот, знайте. И правильно сделала. Кому нужна дочь, которая получает двойки по биологии!"

Остаток дня я прорыдала. Дома у меня поднялась температура. Про злополучный эпизод я почему-то не рассказала, чувствовала, что не надо, боялась расстроить бабушку. А школу люто возненавидела и свела к минимуму общение с одноклассниками, боясь лишних и больных вопросов о семье. Каждое утро в ледяных зимних сумерках я тащила туда свое, еще спящее, тело. И чувствовала, как с каждым шагом все дальше от меня уходят, растворяются в бездне тупой беспомощности уютные звуки и запахи утреннего дома, бабушкины бутерброды с чаем, теплая, мокрая после прогулки морда собаки и чувство защищенности от простого человечьего зла.

Увы, нам, поколению 90-х, любителям вкладышей с Дональдом Даком, Zuko, жвачки Love is, соток и прочей детской дребедени, очень не повезло со школой. Не всем, но многим, я знаю. Мгновенное разрушение идеологии, пусть советской, но все держащей людей хоть в каких-то рамках, обнажило то, что сами по себе эти люди жить не умеют и начинают бесчинствовать. Возможно, хамство, сребролюбие и озлобленность наших учителей можно оправдать нищенской зарплатой и непростыми социальными и бытовыми условиями. Но при мысли о том, что моего нежного и трепетного ребенка в школе будут травить училка, глаза застилает белая пелена ярости. Мне хочется взять себя, маленькую, и каждого беспомощного человека, обиженного какой-нибудь толстозадой "Анной Ивановной", пахнущей увядающей бабой, за руку, обнять и сказать: да ну ее, школу эту. Пойдем лучше мороженого поедим. И врезать Анне Ивановне по оголтелой физиономии.

Это выросшие мы, родители, блогеры и журналисты, не хотим и боимся снова садиться за парту. Потому что не готовы проживать плохое заново. Не готовы к вскрытию собственных затянувшихся ран, которые к тому же не лечили должным образом, бинтами, перекисью и любовью – в нашем детстве не принято было жаловаться на врагов. Тревожно поглядываем на уставшего ребенка: не обижают ли, не унижают ли, не плохо ли ему там? А если плохо, то как быть? Защищать ли перед учительницей? Или сказать честно, что она дура? А если хуже будет? Переводить в другую школу? Или на домашнее обучение? Или, может, лучше забить и махнуть зимовать в Таиланд? Отсюда такая вакханалия вокруг "Дня знаний", попытки найти альтернативные методы обучения и, наконец, открытая ненависть родителей к современной школе, которая, я очень надеюсь, уже другая.