"Амадей" во всех смыслах разыгран как по нотам. Это спектакль – удивление. Спектакль – головокружительный аттракцион. Спектакль – высший пилотаж актерской профессии.
Он не ставит целью в очередной раз разобраться, отравил ли Антонио Сальери своего молодого коллегу по цеху Вольфганга Амадея Моцарта. Тем более, точка в этом споре давно поставлена – даже Миланский суд в 1997 году за отсутствием состава преступления оправдал Сальери. Хотя возмутительная байка о вине гуляла еще при его жизни, сильно отравляя жизнь придворного капельмейстера Вены и доведя в конце концов до тяжелейшего психического заболевания. А потом и Александр Пушкин в "Маленьких трагедиях" подлил масла в огонь. "Сукин сын – русский арап", – как говорит о нем Сальери в этой постановке. С тех пор имена его и Моцарта упоминаются в связке как символы злодейства и гениальности.
Анатолий Шульев поставил спектакль в форме исповеди Антонио Сальери – перед зрительным залом, перед современниками, перед потомками, перед всем человечеством. Для многих, кстати, станет открытием, сколько сделал этот композитор, написавший массу опер, арий и произведений духовной музыки. Он учился у крупнейшего представителя музыкального классицизма Кристофа фон Глюка. А среди его учеников – Бетховен, Шуберт и Лист. Ему при жизни ставили бюсты, а короли вручали медали! Да что там говорить, если в 31 год он стал придворным композитором при дворе Габсбургов.
Да, в социальном плане он был, конечно, куда более успешен, известен и богат, чем талантливый, но нищий Моцарт. Но трезво оценивал свой музыкальный дар и понимал, что "зальцбургский провинциал", как сам называл Моцарта – гений от Бога. А он – скорее, хороший ремесленник. Хотя и пытался заключить с Богом сделку – обещал жить без плотских удовольствий взамен на безупречную гармонию в нотах. "Я тебе отдаю то, а ты даруешь мне это! – говорит Сальери. – Даруй мне столько славы, чтобы я мог ее упиться. А за это я откажусь от всех радостей жизни. Откажусь от самой жизни! Только сделай меня флейтой в твоих устах".
Но у Бога были другие планы – планы по имени Моцарт...
Моцарт в спектакле "Амадей", как и его музыка, это феерия, экспрессия, дерзость, задор, легкость, полет, свет. Даже в буквальном смысле – ярко святятся его партитуры, свет наполняет зал, стоит ему появиться. Он дурачится, резвится, не боится показаться пошлым или смешным. Но эта инфантильность особенно раздражает Сальери и чопорных придворных. "Моцарт – случайность, музыкальная погрешность, который скоро лопнет, как мыльный пузырь", – уверяет всех Сальери, хотя сам в это не верит. Но и прямолинейный Моцарт не стесняется в выражениях – он уверен, что Сальери давно уже – "музыкальный импотент". И смеется над тем, что и как пишет взрослый коллега. "Тоника и доминанта! Тоника и доминанта! – его скучная опера – это сушеное собачье дерьмо", – говорит Моцарт о музыке Сальери. Себя же при этом считает "виртуозом всего – бильярда, музыки и пьянства"
Виктор Добронравов в роли написавшего "Свадьбу Фигаро" композитора проявляет удивительную пластичность, легкость, живость. Его Моцарт – весельчак, эгоцентрик, влюбленный в свою музыку. "Врожденное обаяние и безупречная техника" – так говорят в Вене об этом вундеркинде. Роль композитора Добронравов разбавляет актерскими импровизациями, шутками, интерактивом с залом. Зрители приходят в восторг и от вкрапления песни Фредди Меркьюри, и от того, с какой точностью актер несколько раз попадает бильярдными шарами по стеклянным бутылкам. Кажется, что он здесь не играет, а живет и ребячится. Но за этой невероятной легкостью на сцене стоит огромная работа и безусловный профессионализм.
Сальери в исполнении Алексея Гуськова – это больной, измученный завистью к молодому коллеге, уставший от жизни пожилой и опытный человек в одном ботинке, который "мечтал пронестись кометой над Европой и прославиться одной только музыкой". Получился очень драматичный персонаж, которого Гуськов играет, что называется, на разрыв аорты. Мы видим, как Сальери чахнет от зависти, как сходит с ума от ревности к успехи Моцарта. Это очень эмоционально затратная роль – молодые так не умеют. Чувствуется и мощная мхатовская школа, и вахтанговская практика.
Символично, что ноты и награды Сальери покрыты слоем пыли – это намек, что его музыка оказалась никому не нужна, поскольку появился Моцарт, из которого льется музыка, который не пользуется черновиками и пишет ноты сразу набело без помарок.
Моцарт и Сальери существуют в сценическом пространстве Максима Обрезкова. Здесь все – стены, стулья, книги – монохромно, что позволяет на этом темно-сером фоне ярче проявиться сильнее страстям, эмоциям.
Моцарта убивает в итоге не яд в физическом смысле – капля за каплей отравляется вся его жизнь. Места для службы не дают, денег не платят, жена уходит, друзья спаивают, лучшую оперу запрещают, ноты рвут, чиновники глумятся, "Я не хотел его физической смерти, только смерти как музыканта", – говорит Сальери. И при этом лицемерно просит Моцарта считать его отцом. Все это убивало гения день за днем, час за часом. Его хотели сломать и сделать марионеткой в руках сильных мира сего – заставляли соответствовать вкусам и моде, этикету и правилам. Неслучайно в некоторых сценах Моцарт – это деревянная кукла на ниточках в чужих руках.
Умершего всего всего в 35 лет композитора похоронят в общей могиле для бедняков, которая с годами затеряется. Но своей музыкой он при жизни себя обессмертил и, что называется, "памятник себе воздвиг нерукотворный". Поэтому в конце спектакля Виктор Добронравов символично застынет в виде изваяния, которое возносится выше зрительного зала, Сальери, страстей, склок, интриг и земного горя, испитого гением музыки полной чашей.
Великим Вольфгангом Амадеем Моцартом.