Я хорошо помню эти кадры. Двое полицейских бродят с фонариками по сумрачному жилищу. На полках — десятки банок с томатным соусом для спагетти, на полу — полчища тараканов. Всюду грязь, и уже по эту сторону экрана почти ощущаешь смрадный запах. За столом восседает хозяин "нехорошей квартиры" — огромный толстяк.
Лицом в тарелке и без признаков жизни. Несколько дней спустя детективы обнаружат на стене за холодильником надпись "Чревоугодие".
Это один из первых эпизодов триллера Дэвида Финчера "Семь". "Чтобы люди тебя услышали, нужно ударить их кувалдой, тогда только они обратят внимание," — у маньяка Джона До был очень специфический способ наставлять грешников на путь истинный. Он, скажем так, давал им прочувствовать высшую степень страсти, одолевавшей их сильнее всего.
Закармливал обжору до смерти, к примеру.
Если вдуматься, то вещицы, изваянные лондонским дизайнером Каспером Гамильтоном, несут аналогичную смысловую нагрузку. "Семь смертельных бокалов" покоятся на красном бархате в саркофаге из красного дерева. И ждут своего часа: когда какая-нибудь грешная душа наполнит их красным вином. Пить из них неудобно, но и не в том суть. "Каждый бокал олицетворяет один из семи смертных грехов, обнаруживающих себя через ритуал пития. Это
история о праздновании страсти и призыве превратить грех в театральное действо", — похоже, сам автор "ритуальной" посуды ее морализаторского подтекста не признает. Что ж, посмотрим, каковы бокалы в действии.
Гордость
Когда пьешь из этой мензурки, задрать нос придется. Причем не фигурально, а самым натуральным образом. Иначе хмельную жидкость из бокала не извлечешь. И чем выше задираешь голову, тем больше вероятность обляпаться вином. Вот такая метафора расплаты за гордыню.
Зависть
Из этого решета вообще пить невозможно. Да и налить вина получится только на самое донышко. Бокал совершенно нефункционален. Им впору только любоваться и размышлять, сколько жизненной энергии попусту растрачиваешь, завидуя удаче ближнего. Например, тому, кому достался бокал-"чревоугодие".
Чревоугодие
Несколько лет назад к Папе Иоанну Павлу II обратилась группа французских рестораторов
с просьбой исключить чревоугодие из греховного перечня. Дескать, не грех это никакой, а простительная слабость. Вкусная еда, опять же, смягчает нравы и изгоняет уныние. Губит людей не чревоугодие, а обжорство. Его и следует заклеймить, сочли ресторанные умы. Но Папу не убедили - "греховный" список остался неизменным.
Каспер Гамильтон изобразил сей смертный грех в виде бокала с "животиком". Самая практичная форма в его коллекции: пей сколько влезет.
Лень
Можно наслаждаться вином, не прилагая ни малейших усилий, только рот вовремя открывать. А можно и не открывать. Бокал с краником предполагает партнера, который его будет держать и определять, обрушить на ленивца винный поток или оставить вовсе без живительной влаги.
Похоть
Похож на предыдущую модель: также попадаешь в зависимость от партнера. Конфигурацию оставляю без комментариев. Думаю, соответствующие ассоциации возникнут и без того.
Алчность
Часть вина разливается по "отросткам" бокала, из которых оно выплескивается самым подлым образом. Станете жадничать и пытаться допить все до конца, пострадает одежда.
Гнев
Мораль сей басни такова: агрессия ранит самого агрессора в первую очередь. Однако
если приноровиться и не ткнуть острым краем себе в нос или глаз, пару глотков из "гневного" сосуда сделать удастся. На мой взгляд, это самая грациозная из фигур, представленных в красном саркофаге.
Как бы то ни было, "Семь смертных бокалов" не идут ни в какое сравнение с "Кентерберийскими рассказами" Чосера или полотном "Семь смертных грехов" Босха. Бокалы Гамильтона — не более чем эстетская шутка. Хотя, надо признать, очень изящная.