Как бы Стросс-Кана судили в России

Директор-распорядитель МВФ Доминик Стросс-Кан 3 апреля 2011 года выступил на открытии очередной сессии руководящих органов МВФ и Всемирного банка с сенсационной речью. По его мнению, минувший кризис продемонстрировал системную ошибку так называемого Вашингтонского консенсуса, то есть макроэкономической политики, которая в конце XX века была рекомендована к применению в странах, испытывающих финансовый и экономический кризис. Эти принципы отражают общую позицию администрации США, главных международных финансовых организаций (МВФ и Всемирного банка), а также ведущих американских аналитических центров. "Вашингтонский консенсус с его упрощенными экономическими представлениями и рецептами рухнул во время кризиса мировой экономики и остался позади", – заявил глава МВФ. И призвал создать такую глобальную экономику, в которой станет меньше рисков и неопределенности, финансовый сектор будет регулироваться государством, а доходы и блага будут распределяться по справедливости. Странам нужно продолжать начатый процесс глобализации, но сама глобализация должна стать иной – не капиталистической, а "справедливой и с человеческим лицом". Согласно конспирологической теории (которая, впрочем, выглядит вполне правдоподобно), своей зажигательной речью Доминик Стросс-Кан бросил вызов финансистам-воротилам, чем и предопределил свою судьбу. 14 мая 2011 года он был снят с авиарейса и арестован в Нью-Йорке по обвинению в сексуальных домогательствах по отношению к служащей отеля Sofitel. И тут мы подходим к ощутимым различиям в американской и европейской (включая российскую) судебных системах. В США предварительного следствия и дознания, как у нас, нет. Соответственно, отсутствует и такое понятие, как тайна следствия – над подозреваемым сразу начинается открытый судебный процесс. Что и произошло с главой МВФ. Идущего в наручниках уважаемого человека, которого крепко держали суровые люди в штатском, беспрестанно фотографировали, снимки размещали в газетах. Для США это нормально, а в солидных европейских изданиях лицо Стросс-Кана во время скандала часто по привычке замазывали, делали неузнаваемым. Особенно у него на родине, во Франции. Не принято в Старом Свете позорить людей до того, как они будут признаны виновными. Разная правовая культура. Дискуссия об обвинительном уклоне российского правосудия ведется давно. Несколько дней назад в Совете Федерации прозвучала очередная жесткая критика нашей судебной системы – от сенатора Антона Белякова. "У нас статистика, к сожалению, печальная в уголовном законодательстве. Российская система – об этом говорят не только правозащитники и юристы, но и сами судьи – носит очевидный обвинительный уклон. Если мне не изменяет память, только 0,6% уголовных дел заканчивается оправдательным приговором. То есть 99,4% – это обвинительные приговоры", – заявил член Совфеда от Владимирской области. И попросил прокомментировать эту информацию заместителя председателя Верховного суда Карелии по уголовным делам Светлану Шмотикову, которая собиралась стать членом Верховного суда России. Светлана Шмотикова подтвердила слова Антона Белякова. Более того, заверила Совет Федерации, что если бы следствие было более качественным, то процент оправдательных приговоров вообще свелся бы к нулю.

Чем вызвала гнев уважаемого Олега Лурье, который привел статистику Судебного департамента, якобы подтверждающую обвинительный уклон российского правосудия. И я, признаться, слегка растерялся. Ибо если даже вменяемый Олег Лурье не знает, в чем проблема, то что уж говорить о правозащитниках, которые вообще не собираются вникать в суть чего бы то ни было. Я попросил внести ясность в этот животрепещущий вопрос уже знакомого вам доктора юридических наук, профессора Леонида Головко, заведующего кафедрой уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ. Передо мной стоит довольно сложная задача: в коротком комментарии изложить предмет, который на юрфаке МГУ преподается полтора года – еженедельно по четыре часа (два часа – лекция, два часа – семинар). Учебник "Курс уголовного процесса" содержит почти 1 300 страниц. Однако попробую лапидарно обозначить основные моменты, без понимания которых невозможно вести дискуссию. Главная ошибка тех, кто оценивает нашу судебную систему, заключается в том, что они пытаются нагрузить конечный этап процесса – суд. Как будто у нас нет ни следственных органов, ни прокуратуры, которые выполняют роль фильтров на предварительном этапе. А ведь все три уровня в совокупности и составляют российское правосудие. Первый фильтр – органы предварительного расследования: полиция, Следственный комитет, ФСБ, таможня, Наркоконтроль. Вопрос о возбуждении уголовного дела решается здесь. Поводом к возбуждению может быть, например, рапорт патрульного полицейского или заявление потерпевшего. По статистике из нескольких миллионов выявленных на первой стадии гипотетических нарушений закона решение о возбуждении уголовного дела принимается, условно говоря, лишь в половине случаев. В другой половине принимается решение об отказе в возбуждении уголовного дела, так как органы расследования, проведя проверку, не усматривают признаков преступления. Но даже если дело возбуждено, то затем следует еще предварительное расследование, которое может окончиться не только утверждением обвинительного заключения и передачей дела в суд, но и прекращением уголовного дела, в том числе с полной реабилитацией лица (в отличие от США, где никакой реабилитации нет, как мы видели на примере дела Стросс-Кана). В статистике Судебного департамента, которую приводит Олег Лурье, есть и 240 тысяч уголовных дел, прекращенных органами расследования. Которые уважаемый блогер почему-то не учитывает в своих рассуждениях об "обвинительном уклоне". А ведь можно сделать еще одно усилие и заглянуть в ст. 133 УПК РФ – об основаниях реабилитации лица. И постараться ответить на вопрос: чем постановление о прекращении дела, допустим, за отсутствием состава преступления отличается от оправдательного приговора? Сразу предупреждаю: объяснить будет сложно, так как не отличается ничем. Кроме сроков: такое постановление выносится значительно раньше, что намного удобнее и выгоднее для обвиняемого. В тех же США такой процедуры нет – дело либо не расследуется вовсе, либо сразу "запускается в суд" для разных судебных процедур. Однако я совсем не уверен, что в России многие захотели бы лицезреть свои фотографии на скамье подсудимых в интернете, на телевидении, услышать свою фамилию по радио, когда еще неизвестно, дойдет ли дело до подлинного судебного разбирательства (по делу Стросс-Кана так и не дошло). Не говоря о том, что немногие хотели бы нести бремя судебных издержек.

Во всяком случае те люди, по делам которых по разным основаниям было принято решение об отказе в возбуждении уголовного дела или о его прекращении, наверняка радуются, что все обошлось, им не пришлось даже тратиться на адвокатов. Но по логике критиков, те, с кого сняты все подозрения, должны были требовать публичного судебного решения. Для чего – чтобы, пожертвовав своей репутацией, своими деньгами, увеличить долю оправдательных приговоров? Да и как должен вести себя следователь – возбуждать уголовные дела "наудачу", независимо от наличия или отсутствия признаков преступления? Передавать в суд дела, по которым он сам пришел к выводу о невиновности обвиняемого (подозреваемого)? Зачем – чтобы дать судам возможность повысить процент оправдательных приговоров на радость Антону Белякову и Олегу Лурье? Очевидный нонсенс. Люди, разумеется, не желают дожидаться в СИЗО, под подпиской о невыезде или под домашним арестом, когда в их отношении будет проведено предварительное расследование, завершится судебное разбирательство и будет вынесен приговор, пусть и оправдательный (на это нужны месяцы, а иногда и годы). Они счастливы, если следователь разберется как можно быстрее. Решение следователя (дознавателя) об отказе в возбуждении уголовного дела или о прекращении дела для них, по сути, и есть оправдательный приговор. Если мы говорим о результате. А результат – человек на свободе, все обвинения с него сняты, уголовное преследование против него более не ведется. Во многих случаях он получает право на полную реабилитацию и возмещение государством вреда (см. ту же статью 133 УПК России). Второй фильтр – прокуратура. Здесь, во-первых, в порядке надзора решается, достаточно ли было оснований для возбуждения или, наоборот, для отказа в возбуждении уголовного дела органами расследования. Во-вторых, если дело возбуждено, то по окончании расследования материалы передаются опять-таки прокурору – следователь напрямую передать дело в суд не может. Уже прокурор решает, утверждать обвинительное заключение или возвращать дело следователю с требованием его прекратить. Правосудие в повседневной практике занимается далеко не громкими делами, которые у всех на слуху. В прошлом году было выявлено больше миллиона краж, 200 тысяч всевозможных видов мошенничества, 72 тысячи грабежей. Прокурорами было отменено 2,5 миллиона постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела. Россия – страна большая, преступлений у нас совершается много. Какова вероятность того, что три профессионала (как минимум), то есть следователь, его начальник (руководитель следственного органа) и прокурор вдруг одновременно проявят полный непрофессионализм или, скажем, сговорятся, дабы отправить в суд дело на заведомо невиновного? Прямо скажем, невысокая, что, кстати, и отражается на статистике оправдательных приговоров. Другое дело, что общественное внимание чаще всего приковано к громким делам, что и создает "искаженное зрение". Какому СМИ интересно дело рядового наркоторговца или вора-рецидивиста, которых поймали с поличным и осудили при полной достаточности доказательств? А ведь уголовная юстиция – это прежде всего рутина, а отнюдь не несколько громких дел, которые смакуются в блогах и на телеканалах. Третий фильтр – суд. В итоге после двух предыдущих фильтров судами первой инстанции в прошлом году было рассмотрено 962 тысячи уголовных дел. По официальной статистике оправдательных приговоров вынесено лишь 4 658 – это верно. Однако далеко не вся правда. Есть разные методики подсчета – первую условно назовем "сенаторской" (потому что о ней говорил член Совета Федерации Антон Беляков), вторую – "американской".

"Сенаторский" подход. Если считать, как предлагает Антон Беляков, – сколько возбужденных уголовных дел закончилось обвинительным приговором, то соотношение будет выглядеть иначе. В 2015 году органами расследования было возбуждено примерно 2 500 000 уголовных дел. Но до суда дошло около миллиона – следствие и прокуратура "отсекли" примерно 1,5 миллиона. По 750 000 вынесены обвинительные приговоры. То есть при помощи фильтров "оправдано" примерно 70%. Поправлю сенатора Антона Белякова: обвинительные приговоры вынесены лишь по 30% возбужденных уголовных дел. А вовсе не по 99,4, как он ошибочно утверждает. Однако, по логике Антона Белякова, а вслед за ним и Олега Лурье, надо было все 2 500 000 "тащить" в суд. Опять-таки ради кого и чего? "Американский" подход. Но даже если оценивать только дела, поступившие в суд, то как считать долю оправдательных приговоров? Можно как в США, где в судебную статистику оправдательных приговоров не входят сделки со следствием – американцы полагают, что раз суда не было, то и в статистике таким делам не место. Хотя приговор был, люди по ним сидят, причем основная масса осужденных, 97,6% – именно в результате сделок со следствием. В американскую судебную статистику идут оставшиеся 2,4%, из этих дел и выделяется доля оправдательных приговоров. Как правило, она составляет 15-20% от 2,4% дел – это примерно 0,5% от общего количества дел, поступивших в суды. Таким образом, в США выносится даже чуть меньше оправдательных приговоров, чем в России. Если считать по-американски, в прошлом году у нас было вынесено столько же оправдательных приговоров, сколько в США. Правильный подход. Он совмещает в себе обе методики – и "сенаторскую", и "американскую". И добавляет в них здравого смысла. Всего в прошлом году органами расследования было зафиксировано примерно пять миллионов преступлений. Из них примерно в половине случаев в возбуждении уголовного дела было отказано сразу, и люди были отпущены, получив на ранней стадии "оправдательный приговор". Из оставшейся половины только 1 000 000 (округлим 962 тысячи) дошли до суда – то есть еще 1 500 000 были "оправданы" следствием и прокуратурой в ходе расследования. Таким образом, только первые два фильтра в совокупности дали 80% "оправдательных приговоров". В суде тоже далеко не все так плохо. Сделки со следствием, а также прекращенные по разным причинам дела (в том числе по реабилитирующим основаниям) – это примерно 800 тысяч дел. Остается 200 тысяч дел, по которым вынесены полноценные обвинительные приговоры. Что составляет примерно 4% от общего числа дел, попавших в поле зрения российской системы правосудия. Соответственно, по 96% вынесен "оправдательный вердикт". Разве эти цифры говорят об обвинительном уклоне? По-моему, все как раз наоборот: в российской судебной системе наблюдается ярко выраженный "оправдательный уклон". Что, на мой взгляд, выгодно отличает ее от того же американского правосудия. В прошлом году полноценные обвинительные приговоры вынесены лишь по 4% дел, попавших в поле зрения российской системы правосудия. Дело Стросс-Кана продемонстрировало коренное отличие нашей судебной системы от американской. Речь не о соревновании, не о споре, чья лучше, – в каждой есть свои проблемы. Наша просто другая. У нас глава МВФ если бы и был задержан, то его репутацию постарались бы оставить незапятнанной – ее оберегала бы тайна следствия, а затем положения статьи 133 УПК о реабилитации обвиняемого, в том числе об обязательном восстановлении его в должности. То есть его дело просто не дошло бы до суда. Напомню, чем кончилось дело Стросс-Кана: его выпустили только после того, как он написал заявление о сложении с себя полномочий директора-распорядителя МВФ. Что дало лишний повод конспирологам укрепиться в своей правоте. 2 июля 2011 года нью-йоркский суд освободил его из-под домашнего ареста в связи с новыми обстоятельствами: в прокуратуру попали материалы, которые доказывали, что обвинившая финансиста горничная отеля Sofitel лгала следователям и все подстроила. Уголовное дело "сдулось": прокурор отказался от обвинения, и суд дело прекратил. Однако главу МВФ не только не реабилитировали – перед ним даже не извинились. Политическая карьера Доминика Стросс-Кана, которому прочили даже пост президента Франции, на этом завершилась. На пост директора-распорядителя Международного валютного фонда он также не вернулся.

Шоу-бизнес в Telegram