американский буддолог,
отец голливудской звезды Умы Турман "Детство в Нью-Йорке – это само по себе уже испытание не из приятных. Кроме того, я был средним сыном в семье, мой старший брат ревновал и даже поколачивал меня. Сам-то я этого не помню, мама рассказала мне уже позже, когда я вырос. Так что детство мое нельзя назвать безоблачным. Вообще у меня всегда было чувство, что я не из этого мира (возможно, это память о прошлых жизнях). В школе я учился хорошо, но не вписывался в общую схему. Мне всегда нравились приключенческие романы, в которых главный герой в конце концов оказывается не тем, кем его считали. Я зачитывался книгами Рафаэля Сабатини, любил "Три мушкетера" Дюма. Я вообще много читал, в старшей школе мой круг чтения был существенно шире, чем школьная программа. Получалось, что у меня как будто двойная жизнь. В школе я хорошо успевал по многим предметам, стремился быть первым в спортивных играх, но при этом жил интенсивной внутренней жизнью.
По окончании школы я поступил в Гарвард и даже получил государственную стипендию. Но в один прекрасный момент, неожиданно даже для самого себя, не говоря уже о моих родителях и окружающих, я бросил учебу и вместе со своим другом мексиканцем отправился на Кубу, чтобы присоединиться к революции Фиделя Кастро. Сейчас сложно сказать, что тогда на нас повлияло в большей степени. Среди моих друзей в школе было много латиноамериканцев. С ними я выучил испанский язык, стал зачитываться испанской поэзией, которой не было в школьной программе. Мне вообще больше нравилось говорить по-испански, чем по-английски. Мы обсуждали революцию, и кто-то нам сказал: вы только читаете и говорите о революции, но ничего не предпринимаете. Наверное, это-то меня и подтолкнуло. Я сказал: а я вот возьму и поеду! Вообще-то, я хорошо учился, передо мной и моим мексиканским товарищем, который был из очень богатой семьи, открывались блестящие перспективы, но мы все бросили и отправились в Майами, где набирали добровольцев для революции. К счастью, нас не приняли. Представьте себе два желторотых юнца, с пистолетом, который мы где-то раздобыли. Я тощий парень под два метра ростом, а мой приятель такой полный коротышка чуть выше метра шестидесяти. Кубинцы при виде нас так и покатились со смеху: Дон Кихот и Санчо Панса! К тому же у меня были светлые волосы, и мне сказали, что на Кубе моя голова станет отличной мишенью. Так все и закончилось. Меня просто отослали домой. Я вернулся в университет и вскоре женился на женщине старше себя. У нас родилась дочь. Внешне я жил обычной жизнью успешного молодого американца, при этом по-прежнему много читал и размышлял. Так бы оно и продолжалось, я бы строил карьеру, испытывая при этом духовную неудовлетворенность, если бы не случай, перевернувший всю мою жизнь. В результате несчастного случая в гараже я лишился глаза. Скажу честно, это происшествие спасло мне жизнь. В то время я любил гоночные автомобили и мотоциклы и носился как сумасшедший, так что легко мог разбиться или убить кого-то. Но, к счастью, я отделался лишь потерей одного глаза. То, что я испытал, дало мне хорошую встряску. Фактически, я побывал на краю смерти. И тогда я решил, что больше не могу вести двойную жизнь: не могу оставаться обычным американцем, быть успешным в учебе, карьере, при этом с детства зная, что мир совсем другой и все это неправильно. Я снова бросил все и отправился в Индию, встречался с суфиями, христианским монахами, индийскими свами. Это были 1961 – 1962 годы, хиппи еще не существовало, и я был первым гражданским американцем, которого они видели. Это общение положительно повлияло на меня, впрочем, как и работы Карла Юнга и Германа Гессе и некоторые буддийские труды, которые я читал в то время. В Индии я познакомился с самыми разными духовными наставниками, которые произвели на меня большое впечатление, но лишь повстречав тибетцев, я понял, что нашел то, что искал.
Но тут у моего отца случился сердечный приступ, и мне пришлось ехать в Америку. Я планировал пробыть в США пару недель и вернуться обратно. Но в Нью-Джерси под Нью-Йорком я встретил удивительного наставника геше Вангьяла, и остался с ним на несколько лет. Я вел жизнь монаха, а потом мой лама отвез меня в Индию к Далай-ламе, где я уже получил настоящие монашеские обеты: мне выдали монашеские одежды, я побрил голову. (Моя дочь говорит, что я тогда был похож на Генри Миллера в женском платье.) По словам моего ламы, в той аварии я потерял один глаз, но взамен обрел тысячу, изменив свою судьбу и избежав многих несчастий. Я испытал пробуждение в молодом возрасте, а иначе это могло бы случиться в сорок лет, во время кризиса среднего возраста, когда я был бы уже юристом или дипломатом. Тут надо уточнить, что все, что со мной произошло, нельзя назвать "обращением в религию". Почему я не примкнул к суфиям или, христианским монахам, или свами в Индии? Для меня они все были слишком религиозными: они верили в бога, а я не верил в бога-творца. Я допускал возможность существования других существ помимо людей, но никогда не принимал идею творца. С другой стороны мне в равной мере не были близки идеи материализма. Буддизм с его учением о шуньяте (пустоте) и относительности оказался тем направлением, которое в полной мере отвечало моим интеллектуальным склонностям. Не могу сказать, что в молодости я был религиозным человеком, духовным – да, но не религиозным. Мои родители были протестантами, но не слишком набожными. В церковь я ходил, поскольку это было частью общественной жизни. Но я всегда спорил со священником, поскольку не был согласен с идеей слепой веры. Я прямо заявлял, что не столько не верю в Бога, сколько не люблю его. Мне казалось, что Бог был жесток к своему сыну Иисусу. Я не понимал, как можно принести сына в жертву, позволить распять его? Но с тех пор, как я познакомился с буддизмом, то стал гораздо лучше относиться к христианству, начал понимать христианскую веру.
Что мне нравится в буддизме, так это то, что в нем нет противоречия между верой и доводами разума. Предполагается, что последователь буддизма должен внимательно изучить и исследовать все, что ему говорят. Буддизм в какой-то части своей – это, скорее, система образования, а не религия. Ведь как мы, люди Запада, определяем, что такое религия? Это некая система верований, в которой человек обязан верить в то, что он не способен увидеть и не может доказать, в противовес науке, где нет места вере и все должно быть подтверждено на опыте. Но буддизм не принимает слепой веры. Вера, какой бы хорошей она не была, слаба, если она не подкреплена доводами разума. Ведь в повседневной жизни мы полагаемся на то, что разумно: если нам надо выйти на улицу, мы не пытаемся пройти сквозь стену, а пользуемся дверью, и не прыгаем с крыши, а вместо этого спускаемся по лестнице! Будда говорил, что нужно подвергать сомнению даже его собственные слова и, найдя в них ошибку, отбрасывать их. Опасность слепой веры заключается в том, что раз поверив во что-то без веских на то оснований, вы можете поверить во что угодно, что вам скажут другие люди. Возвращаясь к периоду моей жизни, когда я был монахом, я не могу сказать, что мне было особенно трудно. К тому времени я уже был женат. Конечно, я скучал по жене и дочери, но я думал о Будде, который тоже оставил жену и сына. Справедливости ради надо сказать, что мне не хватило мужества их оставить, подобно Будде. Я предлагал жене вместе со мной отправиться в Индию на духовные поиски, у меня были деньги, мы могли бы путешествовать с комфортом. Но она не захотела, побоялась ехать. Так что мы расстались. Что касается сексуальной энергии, то ее можно сублимировать, во время медитации можно испытывать истинное блаженство на уровне ума. Монахом я пробыл в общей сложности три с половиной года. Из них лишь полтора года я был монахом, что называется, официально. Вообще-то мой лама с самого начала предупреждал меня: "Я знаю, что ты молод, полон энтузиазма и искренне хочешь стать монахом. Но ты не останешься монахом, поверь моему опыту". Я ему не поверил. Тогда он взял меня в Индию к Далай-ламе, и через некоторое время Далай-лама даровал мне монашеские обеты. Но в конечном итоге мой лама оказался прав, я сложил с себя обеты. Во время церемонии сложения монашеских обетов надо отдать свои монашеские одеяния. А всю свою мирскую одежду – костюмы, рубашки – я на радостях выбросил на помойку, когда стал монахом. И теперь мне нечего было на себя надеть. Но, оказалось, что мой лама тайком подобрал мою одежду и спрятал у себя в шкафу, чтобы отдать мне, когда придет время. Сперва я сильно на его рассердился за то, что он не поверил в меня, но потом оценил его мудрость. Почему я снял с себя монашеские одежды? Это был 1966 год, в Америке еще не было буддийских монахов, кришнаитов тоже не было, они появились позже. Так что я был один. И все смотрели на меня, как на сумасшедшего. Среди моих друзей было много общественных активистов, другие принимали наркотики. Я хотел как-то им помочь, научить тому, что сам узнал. Вот тогда-то я понял, что мой лама был прав. Я был не в силах повлиять на настроения в моем собственном обществе, оставаясь тибетским монахом. Так что я вернулся в университет, защитил докторскую диссертацию по буддийской философии и санскритологии. Я критически отношусь к нашему современному западному обществу. В нем много невежества и глупости. В каком-то смысле американское и европейское общества можно назвать отсталыми. Они слишком зациклены на материальных ценностях и технологиях, на оружии. Но что хорошего принесли эти технологии, кроме разрушения окружающей среды? Наше образование может готовить лишь хороших работников, которые обслуживают эту систему. Богатство Запада построено на завоевании Азии, Америки, Африки, добыче их полезных ископаемых и убийстве коренных народов. Так что мы ничуть не лучше варваров, пусть даже сами себя считаем великими, потому что понастроили больших городов, и у нас есть метро. Конечно, у Запада есть и положительные черты: мы стремимся к демократии, а коммунизм, например, хотел добиться всеобщего равенства, правда, кончилось все диктатурой. Так что первое, от чего нам надо бы отказаться, это от самозабвенного упоения собственной глупостью. В средние века Европа была под контролем христианской церкви. Тогда уничтожали труды классических авторов, пытали людей, сжигали женщин на кострах. С развитием индустриализации европейцы занялись жестокими завоеваниями. Поэтому еще одной идеей, от которой я отказался в процессе своего духовного развития, была идея о превосходстве Западной цивилизации. Для меня источником высочайшей культуры является древняя Индия. Культуре Индии и по сей день присущи доброта и интеллектуальность. Санскрит – это невероятно сложный язык! Кстати, русский язык гораздо ближе к санскриту, чем английский. Россия наполовину находится в Азии, и еще до революции 1917 года российские ученые и мыслители обладали глубокими познаниями в области санскрита и буддизма. В этой сфере научного знания пальма первенства принадлежала русским и немецким ученым. Сегодня многие люди, в том числе и в России, ни во что не верят. Это можно назвать еще одной формой глупости – слепая вера в ничто. Как можно верить в ничто? Как можно считать, что после смерти человек превращается в ничто? Это противоречит даже законам термодинамики и физики. Энергия не может превратиться в ничто, она переходит в другую форму. Поскольку сознание – это энергия, то оно не может стать ничем. Почему же люди так цепляются за эту идею? Дело в том, что прежде они точно так же были привязаны к идее бога и страху перед адом. Проповедники держали людей в страхе, пугая адскими муками. Поэтому, чтобы освободиться от этого страха, люди решили: души нет, значит, умерев, мы превращаемся в ничто и не должны бояться ада. Ничто для них заменило бога. В итоге появилась идея, что жизнь бесцельна и бессмысленна, эволюция случайна, мы можем просто жить и получать удовольствие. Современная западная культура предлагает людям два крайности – либо материализм, либо возврат в лоно старой церкви. Но с возрастом и, особенно, с приближением смерти человек начинает ощущать потребность опереться на что-то, и он обращается за помощью и к религии, и к современной науке. Вообще, нам очень повезло родиться в теле человека, а не, к примеру, кошки или собаки. С точки зрения буддизма у них тоже есть душа. Но в отличие от животных, чья природа жестко определена, человек более свободен. Человеческий ум пластичен. Любой человек, даже очень хороший, может стать серийным убийцей, если его натренировать. И наоборот, даже серийный убийца может стать святым. Человек находится на развилке и свободен выбирать между добрыми или дурными поступками. Так что у нас есть возможность стать по-настоящему хорошими людьми. Быть хорошим человеком не только очень приятно – он нравится окружающим, у него замечательные отношения с семьей. Но и с точки зрения будущих рождений это тоже полезно. Поэтому важно не терять драгоценные минуты своей жизни и посвятить их своему образованию. Роль образования не только в том, чтобы научить человека выполнять какую-то работу (хотя это тоже нужно, чтобы обеспечить свое существование). Но жизненная задача в том, чтобы саморазвиваться и эволюционировать в существа более высокого духовного порядка. И пределов этому развитию нет. В противном случае вы просто тратите свою жизнь впустую – едите, работаете, страдаете, стареете и умираете. Представьте, что эволюцией движут не слепые гены, а сознание. И в этом случае у жизни, у целой цепочки жизней, есть цель. И цель эта не только в том, чтобы стать сверхчеловеком или даже Богом, но в том, чтобы достичь состояния, исполненного блаженства и помогать другим существам освободиться от страданий. Это невероятно вдохновляющая идея, которая увлекла за собой миллионы людей на протяжении всей истории человечества. Глядя на мою увлеченность, жена часто называет меня "буддаголиком". Но в моей семье у всех есть свое мнение. Я хочу, чтобы дети сами думали, а не просто подчинялись родителям. Меня часто спрашивают про дочь, Уму Турман, занимается ли она восточными практиками. Да, она делает комплексы упражнений, но ее основная практика – это быть мамой. Она действительно очень любит своих детей. Кстати, без духовной практики, пожалуй, не может быть счастливой семейной жизни. Ведь что такое духовная практика? Это не просто посещение церкви, или медитация, и попытки выглядеть святым. Духовное развитие означает, что у вас есть самоконтроль. Вы не выходите из себя, не кричите на других. Плохая семья там, где дети дерутся и безобразничают, а их родители сердятся и кричат. Поэтому вы должны научиться контролировать свой гнев, быть терпеливыми, великодушными, альтруистичными. Терпимость и терпение – это та духовная основа, на которой строятся хорошие семьи. Кстати, Эйнштейн говорил (не Будда, а Эйнштейн!), что мы находимся под воздействием иллюзии, будто мы отделены от Вселенной. Иногда мы автоматически включаем в свою скорлупу лишь семью и говорим, что мы с семьей существуем отдельно от всех остальных, как бы против Вселенной. Но ключ к счастливой жизни, это постепенно расширять свой круг, добавляя в него друзей, соседей, всех людей и даже животных". 13 и 14 июля 2013 года Роберт Турман посетил Москву по приглашению фонда "Сохраним Тибет".