Полгода длилась минута молчания Сергея Бодрова-старшего. Он старался уединиться и как можно дольше избегать публичных высказываний. "Не знаю, почему я стал с вами разговаривать", — сказал Сергей Бодров-старший после интервью. "Я не хочу, чтобы это интервью было опубликовано", — заявил он после. И уговорить режиссера стоило немыслимых усилий. Первое полноценное интервью после трагедии отец Сергея Бодрова младшего дал еженедельнику "МК – Бульвар". И оно о жизни. — Вы о кино мечтали с детства? — Да нет. Я любил лошадей, хотел стать жокеем. Но ростом не подошел — они все маленькие. Еще хотел быть журналистом, но заикание и тут помешало. А впоследствии уже, конечно, мечтал о писательстве. Вот и стал писать сценарии, потом уже загорелся идеей их же и снимать самому, никому не доверяя... Вот последняя моя картина "Медвежий поцелуй" была в этом отношении нелегкой, но тем не менее доставила мне огромную радость. Как ни странно, иногда трудности, правда, помогают.
— Какие были трудности? — Представьте: собрать надо было пять медведей, проехать с ними через все страны мира, где они никому не были нужны и их не пускали. Мы давали взятки и проходили. А еще система такова, что если не хватает денег на картину и тебе дает их какой-то регион, то только с условием, что ты обязан снимать на его территории и нигде больше. В моем случае это была Швеция.
#{relatedИ все бы хорошо, но тут выяснилось, что в эту страну нельзя с медведями. Все эти глобальные вопросы, естественно, приходилось разруливать мне лично. Но мы вышли из положения таким образом: кадры без медведей снимали в Швеции, а с медведями уже в Германии, куда нас радушно с ними запустили.
— На этот раз довольны результатом? — Я всегда найду к чему придраться. Но я рад, что снял "Медвежий поцелуй". И сейчас у меня особое чувство к этому фильму. На съемках я пережил счастливые минуты работы со своим сыном. Нам тогда с ним было очень хорошо. И группа подобралась замечательная. Мы много смеялись...
— Если я спрошу, почему вы стали заикаться, это прозвучит нетактично? — Да нет, нормально. Виной всему испуг. Однажды, когда мне было годика четыре, меня оставили вечером одного в пустом, гулком деревенском доме. И, видимо, какой-то пьяный стучался в запертую дверь, пытаясь войти. Но я этого ничего не помню, мне рассказали. — Вы сейчас постоянно живете в Америке? — Я все меньше времени провожу в этой стране. Работаю в России, снимал вот в Африке, потом монтировал в Лондоне и в общем в Европе провел полтора года. А мой американский дом находится в Аризоне, на границе с Мексикой. Читали Кастанеду? Вот это те самые места. — Люди всегда знали, чей вы папа. А кто ваши родители? — Я родился на Дальнем Востоке, на границе с Китаем. Растили меня бабушка с дедушкой, врачи по специальности, очень интеллигентные люди. Жили мы на реке Уссури, в окружении четырех собак. Также в доме было четыре ружья. Поэтому ходили на охоту и на рыбалку. Это был такой рай на земле...
— Расскажите про свою нынешнюю семью. — Женат я был неоднократно. Жены все были замечательные, и я со всеми до сих пор дружу. Ну а последняя моя супруга — американка итальянского происхождения. Зовут ее Кэролин. Она великолепный друг, партнер. Пока я мотаюсь по свету, она ждет меня вместе с нашей собакой породы джек-рассел-терьер, белой в черную крапинку. — Жена тоже из киношной среды? — Нет. Она была модным фотографом. Но сейчас, правда, тоже, как и я, пишет, занимается кино.
— Какими именами восхищаетесь в мировом кинематографе? — Всегда нравилось итальянское кино, особенно комедии. Люблю картины Феллини, Висконти. И фильмы русских режиссеров — Германа, Данелии. Перечислять можно бесконечно, я достаточно всеяден.
— Фильм "Давай сделаем это по-быстрому" с Машковым в главной роли вы снимали для западного зрителя? — С ним была такая история: у меня между другими проектами был промежуток в шесть месяцев, за который я планировал успеть сделать картину, чтобы после неудачной американской ленты "Бегущий свободным" хоть как-то себя взбодрить.
Поэтому надо было придумать сюжет, под который можно было бы быстро собрать денег. Что, собственно, я и сделал. И сама тема азартна: какими будут твои действия в последние 24 часа жизни, если ты уже знаешь о своем конце?
— То есть в отличие от многих творцов на сегодняшний день вы существуете без долгих простоев? — Бесспорно. Работаю даже в слишком интенсивном режиме.
— О Сереже будете снимать фильм? — Не знаю. О нем снимать трудно. Но я точно знаю, что, к сожалению, уже много из давно задуманного не сниму, потому что там должен был бы быть он... Пока все очень близко и больно... Может быть, я напишу книгу. Посмотрим. Но в любом случае должно пройти время. Меня потрясло, что случившееся не стало только моей личной бедой. Это оказалось народным горем.
До сих пор мне Сельянов передает письма с пронзительными строчками. И они спасают, эти люди, которые тебе помогают. Осетины, тоже потерявшие в этом ущелье своих родных, подходили ко мне и просили прощения. Я удивлялся: "За что?" — "За то, что это случилось на нашей земле", — отвечали они. Да, нам, оставшимся здесь, обидно, горько, но надо держаться, работать... Меня успокаивает и дает силы лишь мысль, что там с ним все в порядке, я уверен...