Единый день голосования стал серьезным тестом по ключевым проблемам развития политической системы
Доктор политических наук, директор аналитического центра МГИМО Андрей Казанцев
Прошедший в России единый день голосования стал серьезным тестом общественного мнения значительной части граждан по ключевым проблемам развития политической системы. По сути, можно считать результаты прошедших выборов одной из форм социологического замера, в ходе которого жители России сформулировали свои идеологические запросы. Результаты этого замера на фоне событий, связанных с кризисом на Украине и усилением противостояния России со странами Запада, вполне предсказуемы –
в стране произошло резкое усиление наблюдавшегося и ранее консервативного или даже антилиберального тренда.
Выборы продемонстрировали факт, заранее предсказанный социологами, налицо консолидация избирателей вокруг президента и партии парламентского большинства. Согласно сентябрьским данным ВЦИОМ, в сравнении с прошлым годом "Единая Россия" укрепила свой рейтинг на 16% – 56% по состоянию на сентябрь текущего года против 40% в сентябре 2013 года.
Все остальные партии рейтинг в соответствующий период теряли. Совокупный рейтинг непарламентских партий, в число которых входят не только либеральные, сводится к 2%.
Если встать на точку зрения либерального эксперта, то можно попытаться сделать ряд поправок к приведенной статистике. Скажем, отметить, что у представителей антилиберального тренда, особенно, в условиях внешнеполитического кризиса, сопровождающегося консолидацией населения, есть очень серьезные преимущества – например, в доступе к основным СМИ. Тем не менее, даже если принять все возможные и невозможные поправки такого рода наличие консервативно настроенного большинства в современной России неоспоримо.
Характерной особенностью российского консервативного тренда является его персонализированный характер.
Успех "единороссов" почти исключительно связан с ростом личной популярности главы государства, с деятельностью которого партия продолжает ассоциироваться. Одобрение деятельности президента, по данным ВЦИОМ, по состоянию на сентябрь сего года составляет 87%, в то время как неодобрение находится на историческом минимуме – 7%. Одновременно социологи регистрируют высокий уровень доверия среднего россиянина к структурам власти, также ассоциирующихся у избирателей с личностью Путина. По данным ФОМ, в митингах готово принять участие 11% респондентов против 15% год назад.
При этом консервативный характер политики президента и партии парламентского большинства, особенно, в последние годы, достаточно очевиден. Сюда можно отнести ориентацию на традиционные ценности и устоявшиеся элементы национальной идентичности среднего россиянина, законы против ЛГБТ-пропаганды, использования мата в СМИ; усиление контроля, связанного с соображениями национальной безопасности, в частности, в сфере социальных сетей и блогов; достаточно жесткую внешнюю политику; попытки ограничить влияние неолиберальной глобализации за счет проектов, направленных на реализацию собственного экономического потенциала, новых инфраструктурных проектов (трубопровод "Сила Сибири"), импортозамещения и так далее.
Подобное явление можно рассматривать не только в контексте конкретных внешнеполитических и внутриполитических обстоятельств, но и в контексте
глобального роста влияния консервативных и ультраконсервативных настроений. После относительно либеральных 1990-х годов первым фактором, который вызвал рост массовых консервативных настроений на Западе, стал феномен, который западные политологи (прежде всего, английский исследователь Барри Бузан) назвали "секьюритизация". Это – сложное явление, связанное с тем, что проблемы внешней и внутренней политики начинают рассматриваться, преимущественно, с позиций обеспечения безопасности как ключевого для избирателей приоритета.
"Секьюритизация" на Западе связана с распространением, в том числе вызванным объективными факторами запросом на безопасность в обществе. Например, страхов перед исламскими террористами. В связи с этим
избиратели склонны голосовать за консервативные силы (характерный пример – бывший американский президент Джордж Буш). Итальянский исследователь Джорджо Агамбен показал в своей знаменитой книге "Homo sacer", что этот страх все более становится во многих западных демократиях одним из ключевых факторов, определяющих их дрейф в сторону от либеральной политико-административной модели 1990-х годов.
Уход Буша с политической арены отнюдь не прекратил рост влияния консервативных и ультраконсервативных партий, выступающих за более жесткие меры в сфере безопасности. Теперь к числу стимулов такой политики прибавилось противостояние с Россией, в частности, по украинскому вопросу. Особенно оно сказывается на усилении консервативных тенденций в Восточной Европе. Там, впрочем, уже давно наблюдалось серьезное влияние на политическую систему тенденции воспринимать соседнюю Россию и ее "газовое влияние" как основную угрозу национальной безопасности.
Еще более важным фактором, вызвавшим усиление влияние правых и ультраправых партий в Европе, стал экономический кризис. Он порождает сильное внутреннее напряжение в структурах европейских "государств всеобщего благосостояния". При этом многие избиратели недовольны тем, что большие государственные средства приходится тратить (зачастую без каких-либо положительных результатов) на интеграцию все увеличивающегося потока мигрантов. Неравномерность влияния кризиса в ЕС и необходимость помощи более бедным странам (например, Греции) со стороны более богатых (скажем, Германии) уже привели к росту влияния консервативных и ультаконсервативных сил, зафиксированному в ходе выборов в Европарламент в 2014 году.
Скандальной особенностью последних стал успех "нетрадиционных" консервативных партий, нарушающих сложившийся ранее по окончании "холодной войны" консенсус политических сил. "Нетрадиционные" консерваторы заняли первое место на выборах во Франции, Великобритании, Дании. Хорошие результаты они также получили в Австрии, Германии, Италии, Швеции, Финляндии, Греции, Венгрии и Бельгии.
Под влиянием консервативного запроса избирателей многие европейские правые силы, даже традиционные, все жестче выступают за формирование общенациональной идентичности на основе собственной культуры (особенно показательны здесь Франция времен Саркози и Венгрия при премьерстве Орбана). Традиционные правые силы, в частности, во Франции и Великобритании констатируют упадок идеи мультикультурализма. Это вызывает определенные трения правых правительств с брюссельской евробюрократией, защищающей модель, которая скорее близка к либерализму и социал-демократии.
Частью консервативного тренда стало достаточно
популярное движение в сторону защиты традиционных моральных ценностей. Скажем, во Франции прошли массовые демонстрации правых и католиков против легализации однополых браков правительством социалистов. Неприятие определенным числом избирателей леволиберальных ценностей проявилось и в чрезвычайно низком рейтинге президента-социалиста Олланда. Сейчас 85 процентов граждан страны против того, чтобы он во второй раз занял кресло главы государства (правда, здесь имеет место и чисто личностный фактор, так как против Олланда даже большинство социалистов). Теоретически можно даже вообразить ситуацию, когда при выходе во второй тур президентских выборов кандидата от социалистов и кандидата от "Национального фронта", победит последний. По последним данным 27% французов готовы проголосовать за "Национальный фронт", а 32% принимают его идеи.
В США наблюдаемое усиление консервативной волны вызвано целым рядом факторов. Упомянутый фактор "секьюритизации" в настоящее время способствует росту влияния консерваторов. К этому ведут очевидные провалы американской политики в Ливии (убийство дипломатов местными террористами после поддержанной США революции) и Ираке (крах созданной США иракской армии перед наступлением войск Исламского государства* Ирака и Леванта), а также усиление противостояния с Россией.
Еще более важными стали экономические неуспехи правительства Обамы. Они привели не просто к росту влияния республиканцев, а к усилению наиболее радикальных их кругов, в частности, представленных "партией чаепития". Другой фактор дрейфа вправо, имевший значение уже при Дж. Буше-младшем, это – усиление влияния религиозных (особенно, протестантских) групп на политику республиканцев.
Обама, бывший вначале популярнейшим президентом США, теперь по антирейтингам обгоняет Дж. Буша-младшего. Только миграционная проблематика и межрасовые проблемы
могут помешать республиканцам победить на следующих президентских выборах.
Разумеется, параллели российской антилиберальной волны с консервативной волной на Западе лишь частичны. Американский политолог Фарид Закария в свое время отнес Россию к "нелиберальными демократиям". Речь идет о том, что граждане в них склонны на выборах отдавать свои голоса за антилиберальные силы, и это полностью определяет функционирование политической системы. Интересный пример "нелиберальной демократии" – Сингапур, где подавляющее большинство избирателей традиционно поддерживает политически очень жесткую власть, обеспечивающую высокий уровень жизни. Очевидно, что "нелиберальные демократии" Закарии связаны с отсутствием у населения соответствующих государств цивилизационно характерных для стран Запада ценностных ориентаций и политических традиций.
Именно эти характерные для стран Запада цивилизационные факторы – например, влияние католического или протестантского христианства – выделял в качестве одного из важных факторов установления либеральной демократии другой знаменитый американской политолог Сэмюэль Хантингтон. Он также писал о периодичности "волн демократизации" и их спада, что для стран цивилизационно находящихся за пределами западного мира можно сопоставить с чередующимися либерально-западническими и консервативно-антизападническими "волнами". Более того, Хантингтон отмечал, что зачастую Запад завоевывал незападный мир не из-за превосходства своих идей и ценностей (сомнительно, скажем, духовное превосходство западной цивилизации над индийской), а за счет превосходства в применении организованной силы.
В период "холодной войны" и, особенно, после ее окончания западное, прежде всего, американское влияние было одним из важных факторов, способствовавших росту числа либеральных демократий. В настоящее время все более очевидным (даже для таких авторов, как бывший певец "конца истории" Фрэнсис Фукуяма) становится относительный упадок американской мощи и рост влияния незападных государств, зачастую, нелиберальных. Кроме того,
внешняя политика и России и Китая по отношению к Западу становится в последние годы все более жесткой, оба государства постепенно усиливают противодействие американскому влиянию (правда, Китай делает это, преимущественно, с опорой на экономическую и "мягкую силу"). Естественно, это способствует и исчезновению внешнеполитических стимулов для роста числа либеральных демократий в мире. В этом контексте действует развернувшаяся сейчас "большая игра" за Африку, где китайское влияние начинает постепенно вытеснять влияние американское.
Антилиберальная волна в незападном мире усиливается и за счет развернувшегося в настоящее время кризиса глобализации. Под ударом оказались основы, такие как "Вашингтонский консенсус" – тип экономической политики основанный на неолиберальных экономических постулатах. На него, в частности, опирались, рекомендованные МВФ в 1990-е гг. экономические реформы во многих незападных странах, в том числе, в России. Теоретические основания этого подхода и последствия его применения были подвергнуты жесткой критике такими известными экономистами-лауретами Нобелевской премии, как Дуглас Норт и Джозеф Стиглиц.
Очевидный пример деятеля антилиберальной волны в незападном мире – лидер победившей на выборах традиционалистко-националистической индуистской Бхаратия джаната парти (БДП) Нарендра Моди, ставший премьер-министром Индии в мае этого года. Моди иногда сравнивают с Путиным. БДП стала первой за 30 лет партией, которая имеет возможность формировать правительство самостоятельно. Интересной особенностью БДП является сочетание жесткого внешнеполитического курса, национализма, индуистских традиционных ценностей и ориентации на быстрое экономическое развитие на рыночных основаниях. БДП опирается, с одной стороны, на семейство индуистских традиционалистко-националистических организаций "Сангх паривар", а, с другой стороны, – на крупный бизнес.
Еще один лидер упомянутого типа – турецкий президент Реджеп Тайип Эрдоган. В принципе, сравнение его с Путиным более справедливо, чем сравнение с Путиным Моди. Моди – политик, выросший в рамках определенной партии и определенных (индуистских) социальных структур. Моди часто поддерживают потому, что поддерживают его партию. Путин и Эрдоган – куда в большей степени харизматичные лидеры. Они полностью "переформатировали" политические системы своих стран. "Их" партии (соответственно, "Единую Россию" и Партию справедливости и развития) избиратели в существенной степени поддерживают потому, что поддерживают персонально лидеров.
Переход Эрдогана в кресло президента, несмотря на объединение против него оппозиции и ее попытку организовать "турецкую весну" по образцу "арабской", по мнению многих экспертов, будет означать резкое усиление роли президентской власти в турецкой политической системе. Эрдоган также постепенно усиливает антизападный характер турецкой политики, в частности, выступает с очень жесткой критикой Израиля, армия которого традиционно сотрудничала с турецкой армией.
Итог прошедших региональных выборов в России со всей очевидностью укладываются в наблюдающуюся во всем мире картину. Подавляющее число российских избирателей, в целом, выражают политический запрос на поддержку традиционных ценностей, более четкое формирование национальной идентичности на их основе, жесткие меры в сфере соблюдения безопасности, жесткую внешнюю политику, ограничение участия России в неолиберальной глобализации. Это созвучно росту влияния консервативных и ультраконсервативных партий, выступающих за более жесткие меры в сфере безопасности; за укрепление влияния религиозного фактора (в США) и традиционной морали (в ряде стран ЕС); борьбе с бесконтрольной миграцией и более жесткое формирование общенациональной идентичности на Западе. За пределами западного мира также наблюдается резкий рост влияния традиционных религиозных ценностей и усиление опоры на национальный бизнес.
Таким образом, рост глобального влияния консерваторов, пусть и разных по своему генезису и особенностям, – по сути, становится одной из альтернатив проекту неолиберальной вестернизации.