В Москве снова произошел взрыв. Снова погибли случайные люди. Снова специальные службы, одно перечисление которых занимает минуту эфирного времени, растерянно и обреченно собирают обгоревшие останки на месте происшествия. Снова мэр города устало рассказывает журналистам, что произошло и на какое количество москвичей уменьшилось население города. Снова в огромном мегаполисе поселяется страх.
Я не работник спецслужб, не политик и не военный. Мне очень не хотелось бы искать сейчас действительных виновных в том, что произошло – погибших все равно не вернешь. Но я много лет занимаюсь массовой культурой и понимаю, что в последнюю неделю в стране началось важное и трудно остановимое движение общественного мнения. Четыре теракта за неделю – взрыв на автобусной остановке на Каширском шоссе, одновременное падение двух пассажирских самолетов и взрыв у метро "Рижская" – создали в столице настроение, сравнимое только с одним эпизодом новейшей российской истории: с захватом заложников в театральном центре на Дубровке.
Терроризм страшен не своими непосредственными жертвами, хотя это всегда людские трагедии. Терроризм страшен тем, что он создает обстановку нестабильности – вспомните 11 сентября 2001 года, когда на протяжении нескольких часов само существование американской государственности было под большим вопросом. Просто потому, что ни один человек в мире не понимал, как в прямом эфире может происходить такое фантастическое, невероятное, поистине космического масштаба действие. Одновременно сместилось сознание миллиардов людей – и это гораздо страшнее, чем гибель нескольких тысяч человек в руинах рухнувших небоскребов.
Террористам порой удается создать обстановку, в которой перестают действовать привычные представления об окружающем мире. Люди боятся летать на самолетах, люди не решаются спускаться в метро. Люди перестают верить в эффективность государственной власти. Люди, в конце концов, попросту перестают замечать государственную власть. Сейчас складывается именно такая ситуация: в стране чуть ли не каждый день происходят взрывы. Между тем, в Москве открывают мемориальную доску покойному муфтию, озвучиваются планы назвать его именем улицу, Владимир Путин летит возлагать цветы к нему на могилу, а в Чечне проводятся широко освещаемые в государственных СМИ выборы нового президента (до которого, понятное дело, ни одному жителю центральной России никакого дела нет). Конечно, действия Путина не абсолютно циничны – он летит на могилу Кадырова еще до того, как террористическая обстановка в стране накаляется до предела. И даже объявляет траур по жертвам терактов в самолетах (редчайший случай). Но все это уже не может исправить сложнейшую ситуацию, в которую попала существующая в России государственная власть. Люди постепенно перестают ей верить – "пока они там возятся со своей Чечней, нас тут взрывают".
Во время захвата заложников "Норд-Оста" ситуация была еще страшней: в зале театра сидела тысяча человек, у каждого из которых были семьи и родственники. И эти семьи и родственники, осознавая смертельную опасность, нависшую над заложниками, могли стать (и практически стали) неуправляемой силой, действующей в центре Москвы. И страна готова была поддержать этих родственников. В тот раз власти повезло – ситуация разрешилась благополучно для нее. Да, в результате погибли десятки заложников, но они погибли уже после того, как страна узнала об удачном штурме. Напряжение спало, родственники лишились поддержки страны ("самая удачная операция российских спецслужб" – это ли не предмет для гордости?), а последующие смерти заложников стали восприниматься уже вне контекста разрешенной террористической ситуации.
Сейчас, буквально за несколько суток, Путин оказался в страшной для себя ситуации – все, что бы он сейчас ни сказал или ни сделал, будет воспринято со скепсисом и недоверием. Именно сейчас, в эти часы, доверие к Путину и его администрации рассеивается на глазах. Растерянные люди жаждут ответа. Они жаждут крови, но Путин не может, как после взрывов домов, дать им этой крови – ведь в Чечне только что прошли выборы и налаживается мирный процесс. Мы сами видели по телевизору.
Вы заметили, что никто из публичных политиков не комментировал произошедшие в последние дни события? Политики "легли на дно" по той простой причине, что тактика поведения в подобной информационной ситуации совершенно не понятна. Но если политики могут промолчать – то президент не может. В то же время все, что сейчас скажет президент, будет использовано против него. Кажется, что выхода из этого тупика нет.
Финальный отсчет президента Путина начался. Сейчас он уже не строит конструкцию, а подхватывает ее отрывающиеся детали. Какой именно шаг предпримет государственная медийная машина, чтобы отвлечь население от продолжающихся взрывов – я не знаю. Мне кажется, что одним из немногих действий, способных успокоить страну, была бы поимка или уничтожение Басаева и Масхадова – общепринятых медиа-символов террористической угрозы. Другим вариантом могло бы быть отвлечение общественного мнения на какую-то важную, интересующую всех тему. Например, масштабный экономический кризис. Но любой кризис – это усугубления уныния и недоверия, и сейчас подобный вариант не подходит. Понятно, что надо безусловно использовать сработавший после Тушинского теракта тезис о том, что столичная милиция предотвратила гораздо более тяжелые последствия теракта (по словам мэра, смертница направлялась в метро, но, испугавшись работавших у входа милиционеров взорвалась в толпе на улице). С другой стороны, на сей раз это послужит небольшим утешением – просто потому, что теракт в Тушино был первым в серии, а теракт у "Рижской" – четвертым.
Сейчас небольшие шансы урегулировать ситуацию и вернуть себе общественную поддержку у власти еще есть. Но с каждым следующим терактом таких возможностей будет все меньше и меньше. И вполне может быть, что буквально в течение нескольких недель пресловутый "рейтинг Путина", на который до этого не влияли совершенно никакие внешние факторы, даст глубокую и быстро расширяющуюся трещину.
Максим Кононенко, главный редактор