Сейчас действия Центральный Банк России активно обсуждаются общественностью. По этой причине нам захотелось пообщаться с человеком, который, с одной стороны – длительное время находился внутри системы, знает ее. Но, с другой – не заинтересован непосредственно в происходящем.
Константин Игоревич Симонов – ветеран еще советского Минфина, отработавший в нем почти всю трудовую биографию, начиная с 1967 года. После передачи функций руководства банковской системой страны от структур бывшего Союза к структурам России, он перешел на работу в Центральный банк России и, по достижении пенсионного возраста, вышел в отставку.
– Константин Игоревич, как Вы, в целом, оцениваете происходящее? Многие считают, что ЦБ сейчас занимает деструктивную позицию, разрушает, по сути дела, банковский рынок.
– Мое мнение может оказаться непопулярным и ангажированным, но я хочу отметить, что происходящее сейчас в банковском секторе – всего лишь закономерный результат процессов, которые стали видны невооруженным глазом еще в 1990-е годы. На пике количественного развития банковской системы в стране было зарегистрировано свыше двух с половиной тысяч банковских учреждений. Просто вдумайтесь в эту цифру. Не заводов, не обувных мастерских. Банков.
Простой арифметической операцией деления мы можем легко обнаружить, что один банк у нас приходился приблизительно на 56 тысяч населения страны. Много это или мало? Это безобразно много, на самом-то деле. Ведь банки живут на проценты от основного экономического оборота. Так что радикальное снижение числа банков в стране было неизбежно.
– Но этот процесс шел естественным путем. Зачем его было искусственно подстегивать? Ведь число банков и так сокращалось год от года.
– Утверждение о естественности процесса сокращения банковской системы достаточно лукавое. Ведь в абсолютном большинстве случаев речь шла о том, что именно регулятор вмешивался и прекращал деятельность банковского учреждения, которое вышло в своей деятельности или за утвержденные регулятором нормативы или за рамки закона.
– Но все же? Чем был плох тот процесс, который шел все эти годы? Зачем понадобилось его резко ускорять?
– Мне не хотелось бы, чтобы у читателей сложилось впечатление о том, что резкие шаги, предпринятые Центробанком, являлись спонтанными. Подготовка к очищению российской банковской системы шла много лет, просто не все задачи удавалось решать достаточно быстро. Да и, не будем лукавить, были политические решения, которые не позволяли всерьез работать с игроками выше определенного уровня. Фактически, для них работал принцип, который американцы называют "to big to fail". Слишком большой игрок не должен упасть, чтобы не пострадали другие участники рынка.
Тем не менее, вопрос о частичной национализации российской банковской системы встал еще в 1990-е годы. Мало кто помнит, что дискуссия об этом шла еще тогда, и, в частности, структура современного плана банковских счетов имела в этом смысле вполне определенную функциональность. Предполагалось, что она позволит Центробанку, при необходимости, быстро взять на обслуживание клиентов некоторых из национализируемых банков, не меняя номера их расчетных счетов, ограничившись только сменой БИК. Но, в итоге, мы не пошли по этому пути.
– То есть сейчас речь все-таки идет о национализации банковской системы?
– Конечно, нет. Позиции с тех пор существенно изменились. Даже после кризиса 1998 года было очевидно, что государство не сможет самостоятельно развивать современную, рыночную экономику, что из определенных секторов рынка оно просто обязано уйти. Это понимание возникло, нужно сказать, по результатам кризиса. Когда стало очевидно, что государство неэффективно в части обслуживания частных финансов. Вызванный тогда в качестве "пожарника" Кириенко блестяще спустил пар, исправляя чужие ошибочные решения. Но это был антикризисный менеджмент. А каждодневной работой с частными деньгами государство заниматься не должно. Рационально держать такие институты как Сбербанк или ВТБ, которые способны подстраховать частника, но, все-таки, рыночной работой должны заниматься частные организации.
– А как же это согласуется с текущей политикой Центробанка? Ведь государственные банки плодятся как грибы после теплого дождя? Открытие, Промсвязьбанк, БИН еще вчера были частными, а сейчас государство забрало их под свою крышу?
– Это временный процесс. И связан он вот с чем. Банки должны быть частными. Но они не должны быть, – я позволю себе употребить еще один специальный термин – кэптивными. Простыми словами – банк не должен карманом своего владельца. Ситуация, когда происходит льготное финансирование бизнеса акционера банка за счет средств других его клиентов, конечно, неприемлема. Ведь тут возникает конфликт интересов между двумя ролями – акционера и клиента банка. Когда в такой роли выступает один и тот же человек, это искажает результат оценки рисков.
Абсолютно все те случаи на которые Вы ссылаетесь – это частные банки, которые имели подобный конфликт интересов со своими акционерами и получили проблемы по факту неправильного учета рисков при выделении кредитов. Сами эти банковские учреждения – вполне устойчивые, некриминальные, с хорошей структурой бизнеса. Если Центробанк приведет их бизнес-процессы в порядок – они смогут и будут нормально работать. Уверен, что через некоторое время они будут снова приватизированы. Скорее всего – путем продажи их акций на открытом рынке, так, чтобы они попали в руки, в основном, институциональным инвесторам.
– Даже Промсвязьбанк?
У меня здесь нет инсайда. Я предложил бы ориентироваться на публичные источники. Возвращаясь к участию государства в банковской системы, хочу отметить, что, на самом то деле, еще с начала президентства Путина была проделана большая работа по разгосударствлению банковской системы. Государство вышло из капитала очень большого количества банков, где оно обладало миноритарной долей. Ведь было как? Каждое министерство, каждая региональная администрация норовили войти в капитал какой-то приближенной коммерческой банковской структуры и держать счета именно там. Государственные деньги прокручивались, фактически, выполняя роль этакого источника фондирования.
Мы эту систему заменили, постепенно нормальной, цивилизованной. А из частных банков вышли. Была проделана громадная работа. Фактически в определенный момент вообще шла речь о том, что у государства останется только два банка. Сбербанк – грубо говоря, для пенсионеров и бюджетников и в качестве института развития – объединенный банк на основе ВЭБа и Внешторгбанка. Этот проект очень активно продвигал в свое время руководитель Банка России Геращенко. К сожалению, его идея не получила должного развития и не была доведена до конца, хотя вопрос о такой реструктуризации участия государства в банках был поднят еще во времена премьерства Примакова.
– Это звучит немного неожиданно, считается, что Примаков был сторонником огосударствления экономики.
– У Центробанка всегда была вполне самостоятельная позиция, с этим проектом мы выходили напрямую на Государственную Думу. Виктор Владимирович его достаточно активно продвигал. И, в конце концов, после ухода Ельцина ушел и Примаков. А позиция ЦБ в части правильной реорганизации банковской системы осталась. Под руководством Геращенко были, как я уже сказал, начаты процессы выхода государства из статуса миноритария в частных банках и вот этот процесс сокращения числа крупных госбанков, объединения ВЭБ и ВТБ. Он не был доведен до конца по объективным причинам, связанным с юридическим статусом госдолга СССР. Но позиция была.
– Но сменилось руководство ЦБ, возможно позиция изменилась?
– Менялись тактические подходы, менялась стилистика работы, она становилась более современной. Но общая линия, я уверен, осталась преемственной. Текущая ситуация кажущегося резкого прихода государства в банковские структуры – временная. Она связана в первую очередь с необходимостью резкого наведения порядка с выводом средств за границу.
Вы сами все тут видите, что сейчас творится на Западе с российскими капиталами. Не секрет, что очень большое количество небольших банков, работали практически только на эту задачу. Вспомните, что я говорил про соотношение числа банков и населения. А ведь среди многих закрытых банков были такие, у которых число клиентов равнялось тысячам или десяткам тысяч. Нормально такой банк работать не может, у него экономика не складывается. Он может только "крутить схемы". Вот зачистка этих схемщиков – это и есть основная задача Эльвиры Набиуллиной.
– Вы предсказываете новую приватизацию госбанков?
– Я считаю, что вообще неправильно называть госбанками санируемые структуры, такие как "Открытие". Эти организации, куда государство было вынуждено войти – по своей природе частные. В ближайшее время мы увидим, как государство будет выходить из их капитала. Но это нельзя будет назвать новой приватизацией.
– Сколько банков останется в России в итоге?
– Я не могу делать такие предсказания с полной уверенностью. Но мое личное мнение – что не более двухсот, а может быть и несколько меньше.
– И государство будет в них присутствовать?
– Уверен, что руководство страны проявит мудрость в этом вопросе. Вряд ли больше, чем до начала структурной реформы банковской системы, инициированной Эльвирой Сахипзадовной. Как бы то ни было, моя позиция сейчас достаточно отстраненная. Я гляжу на действия своих бывших коллег и не нахожу их выходящими за рамки разумного и грамотного управления. Ситуация в стране тяжелая, давление, в том числе экономическое, в виде санкций на Россию нарастает. Нужно наводить порядок и они это делают.