Люди советской эпохи проживали две жизни. Первая – торжественная, официальная: тут и величественные здания, и стремление к высоким идеалам, и жизнеутверждающие марши. Вторая – неприглядная, где-то даже стыдная: теснота коммунального быта, измены, внебрачные дети, доносы родственников, пригорелая каша...
Латвийский художник Моника Пормале, которая известна как оформитель большинства спектаклей легендарного Алвиса Херманиса, решила, что зрительный зал Театра имени Маяковского как нельзя лучше подойдет для истории, случившейся накануне Всемирного фестиваля молодежи и студентов в 1956 году. Позолота, красный бархат и советский герб над сценой символизируют большую страну. В финале на балконах появятся флаги советских республик – и образ закончен. Торшер, фикус, этажерка, диван, круглый стол – здесь есть все, с чем ассоциируется та страшная и прекрасная эпоха.
"Зал – реальное пространство, связанное с памятью этого места, с москвичами, которые сюда приходили в течение века. Зал вызывает множество ассоциаций вокруг понятия "хор", – пояснил режиссер Никита Кобелев.
"Когда я узнала об идее такого сценографического решения, она мне понравилась. Я люблю все новое, когда не знаешь, как это будет. Было трудно, трудности продолжаются до сих пор, но это безмерно интересно. Зал как огромная сфера, а мы маленькие люди, которые беспомощны перед этой махиной", – отметила Евгения Симонова, исполнительница роли Лики.
Актеры вынуждены пробираться сквозь ряды – тесно, неудобно. Эта сцена прекрасно олицетворяет перенаселенность коммунальной квартиры…
Из ссылки возвращается сестра Лики Нета (Татьяна Орлова) с дочерью Любой (Юлия Силаева), которая строчит доносы об отклонениях родственников от коммунистического идеала. "… тунеядцев, распоряжающихся жизнью людей", – бдительно сообщает она наверх. А на нее с расставленных по зрительному залу огромных портретов смотрят люди, которые погибли в лагерях, не вернулись с войны. И хор мертвых словно перепевает хор живых.
На всех портретах – родственники артистов, занятых в спектакле Кобелева. Евгения Симонова принесла фото своего деда Станислава Станкевича, расстрелянного в 1937 году. История, придуманная Петрушевской ровно 35 лет назад, становится очень личной для актеров. Частные жизненные истории переплетаются тут с драмой семьи, где давно нет лада, где давно разучились слышать и понимать друг друга. Какофония здесь – норма жизни.
Не удается слаженно звучать и реальному хору: то тенора понижают к концу, то надо транспонировать на два тона ниже, то "ля" не берут... А последнего яруса на все это смотрят Моцарт, Бах, Шуман, Перголези. Их музыка будет звучать вечно. Небесный хор!..
Кстати, музыкальное оформление (за него отвечает Елена Амирбекян, работавшая над постановками Дмитрия Крымова и Александра Васильева), как и весь спектакль, строится на контрасте. С одной стороны, это патриотическая песня Дунаевского "Летите, голуби, летите". С другой – полная светлой грусти, проникающая в самое сердце католическая секвенция на латинском языке Stabat Mater Перголези.
Кобелев обращается к семейным хроникам не впервые. В 2014 году в Маяковке он представил "Бердичев" по пьесе Фридриха Горенштейна. В обоих спектаклях одну из главных ролей исполнила Татьяна Орлова. И там, и там ее персонажи похожи – грубоватые, чуть карикатурные, полные гротеска, юмора. И зрители ждут каждой сцены с актрисой, ждут ее реплик и интонаций.
Героиня Орловой в "Московском хоре" возвращается в столицу из Уфы – она провела в ссылке 15 лет. Для автора пьесы это биографический момент: Петрушевская в военное время жила у родственников, а также в детском доме под Уфой. Да и многие, посмотрев эту постановку, наверняка скажут: "А ведь это и про нашу семью!" Никита Кобелев хотел показать ушедшую эпоху через личные истории персонажей, актеров и зрителей. И сделал это блестяще.