О ЧЕМ
Экипаж корабля колонизаторов "Завет" держит путь к планете, где потенциально можно обосноваться. Но планы команды рушат ударная волна от звездной вспышки (в результате чего погибает капитан космического фрегата) и внезапно выявленная планета, которая оказывается более пригодной для жизни, чем пункт назначения. Новый капитан корабля Орам (Билли Крудап) и часть выведенных из анабиоза колонистов решают сменить курс и проверить новую планету, однако вдова капитана Дэниэлс (Кэтрин Уотерсон) против такого опрометчивого решения.
Нетрудно догадаться, что ее опасения оказались более чем справедливыми, но неуслышанными. На новой планете есть все – воздух, вода, даже пшеница, но нет ни животных, ни птиц. Трагедия, собственно, не в этом, а в том, что людей (выборочно) тут же поражает страшный вирус, природу которого экипаж пытается разгадать. Попытки приводят его прямиком к андроиду Дэвиду (Майкл Фассбендер), который сопровождает землян в город Создателей и раскрывает тайну "Прометея". Однако истина кроется глубже и оказывается намного страшнее.
ГДЕ МЫ ЭТО ВИДЕЛИ
"Чужой. Завет" – этакий мост между "Прометеем" и "Чужим" 1979 года. Мы видим такого же склизкого ксеноморфа, нещадно уничтожающего и растлевающего людей. При этом ясно, что фильм не о чудище, эволюционирующем пропорционально числу убитых членов экипажа. Аллюзии на "Прометея", диалог об искусстве и само искусство в облике скульптуры Микеланджело и звуках Вагнера, предназначении и жизненном выборе (быть слугой в раю или владыкой ада), реминисценции, например, к "Гамлету", выводят фильм из жанра хоррора, созданного ради хоррора. И выгодно отличают его от недавнего "Живого" – лишенной глубинной сути кальки все того же старого доброго "Чужого".
ЧТО НОВОГО
Ридли Скотт не собирается никого пугать всеми этими чудовищами, хотя ему это удается. Сцены, где хлещет кровь, женщины (да и мужчины) визжат, а вспоротое человеческое тело напоминает картинку из учебника по анатомии, по закону жанра повторяются с должной периодичностью и особо впечатлительных заставляют корчиться от омерзения. Сначала страшно становится от того, что люди ради спасения готовы запереть коллегу в камере с монстром и бежать что есть сил. Или оставить того, кто их только что спас, чтобы успеть – правильно, удрать (корабль именуется "Завет", но библейская милость чужда всем). Поведение человека в экстремальной ситуации такое, какое есть на самом деле, порой наталкивает на проведение параллели с порождениями тайной планеты: они тоже убивают, потому что хотят выжить, увеличить популяцию и стать быстрее, выше, сильнее, а человеческое тело для них – лучший инкубатор.
Дэвид, который оказывается братом Уолтера (да, Фассбендер расщепился на два андроида, его холодный взгляд и инфернальная улыбка приковывают к экрану, хотим мы того или нет), берет на себя миссию Бога, Творца, Создателя. Ему не чуждо ничто прекрасное, но это не мешает творить жизнь через смерть, наслаждаясь процессом.
Временами он напоминает Базарова, препарирующего лягушек, отрицающего высший разум и верящего в науку и эволюцию. Временами – мозговитого школьника, который проводит эксперименты над мухами в тайном уголке: таков Дэвид, хвастающий "венцом творения" – коконами с жижей, в которой бултыхаются его "детки".
Порождение рук человеческих убивает своих несовершенных создателей "во имя эволюции". Люди, взявшие ответственность за круговорот жизни и смерти, вынуждены платить высокую, но справедливую цену. И это закономерно: точку в цепи трансформаций форм существования поставить, видимо, невозможно. Владыка ада, уверенный в своем всемогуществе, рано или поздно станет инкубатором для нового, более совершенного организма – по крайней мере, на это намекает удаляющийся в глубь Вселенной "Завет", мчащийся под "Вход Богов в Вальгаллу" с тем, ко мнит себя Озимандом, и тысячами эмбрионов на борту.