Социальные сети и новости порой отнимают слишком много времени: мы стали реже открывать книги. Дни.Ру решили эту проблему: пообщавшись с писателем Зораном Питичем, мы публикуем выдержки из последнего сборника писателя "Расширенная версия вселенной".
Вся вселенная – Существует ли бытие вне сознания.. или же наоборот? – изрек Гоша Горанский и тупо уставился в одну точку, подперев руками массивный подбородок. Тем временем, Денис разложил на скамейке Землю, Луну и звезды монетами достоинством в 5, 10 и 50 копеек. Мы сидели в парке и пили портвейн с пивом, слушая лекции о небесной механике. Когда все напивались, то говорили в основном о женщинах, однако Дениса, даже в состоянии аффекта, прежде всего, волновала проблема конечности-бесконечности пространства-времени. Мимо проходила старушка и спросила, есть ли у нас пустые бутылки. У нас были полные. "Возьмите всю Вселенную, сударыня!" – воскликнул Денис и сгреб в кучу все монеты, изображавшие Землю, Луну и звезды. Вселенная стоила 1 р. 45 коп. Я специально посчитал. Лейтенант Осуги: поэт и авиатор Эта трогательная повесть рассказывает о так называемом "holdout" – японском камикадзе-поэте, которому не посчастливилось умереть за Императора, но так и не сложившем оружие после капитуляции Японии. Литературная слава настигла лейтенанта самым магическим образом, пускай он даже не догадывался об этом. "…До конца срока заключения Анабель Легри оставалось тринадцать с половиной лет, это и удручало Синдзи Осуги, ведь военный комендант не мог вступать ни в какие отношения с преступниками, отбывающими наказание на исправительных работах. Но все-таки комендант Осуги счел нужным пересмотреть дело заключенной Анабель Л. Пособничество вооруженным силам противника считалось весьма серьезным проступком, однако, видя в чудесных глазах девушки подлинное раскаяние за содеянное и учитывая удручающее состояние ее здоровья, комендант решился проявить милосердие и сократил срок наказания до семи с половиной лет. А так как полтора года уже минуло, то совсем скоро – всего через шесть лет – Анабель выйдет на свободу. Хорошенько взвесив все за и против, комендант убедил себя быть последовательным и твердым и не отступать от принятого решения, и поспешил на берег, чтобы официально огласить свой вердикт запутавшейся в геополитических приоритетах девушке, ничего не подозревавшей о кардинальных переменах в её судьбе. Анабель, как обычно в это время суток, сидела на песке и рисовала на нем свои полотна в лучших традициях экспрессионизма – среди уродливых домов, мостов и тоннелей ходили даже не люди, а, скорее, маски и скелеты, очевидно, стремившиеся выразить пафос отрицания, вопль боли и драматическую подавленность человека в мире. Правда, иногда на картинах странным образом появлялись тропические пальмы, а по улицам ездили парусники и самолеты. Но они были такими же уродливыми, как дома и мосты. Синдзи Осуги бросил взгляд на эти произведения и украдкой усмехнулся, – краем глаза он заметил на горизонте смутные очертания набегающих волн, хотя прилив должен был наступить гораздо позже. Комендант на секунду задержался на восхитительном профиле Анабель и, опустив голову, стал выводить иероглифы, обозначающие простые слова, совершенно не связанные между собой, но каждое по отдельности могущие объяснить смысл жизни. Он никак не мог подобрать нужные интонации, чтобы сообщить девушке радостную для нее новость, а она, казалось, не замечала ничего вокруг и продолжала сосредоточенно выражать на песчаном субстрате торжество духа над материей. Он уже знал, что стена воды, приближающаяся к ним, не имела ничего общего с размеренным расписанием приливов и отливов. Эта волна была такой же большой, как и волна нежности, которую пробудила в нем девушка, сидевшая рядом. Он знал, что от этой волны им не убежать и негде укрыться, и что очень скоро она смоет причудливо выписанные иероглифы и построенные на деформации рисунки, полные ужаса перед действительностью и будущим, ощущений собственной неполноценности, безнадежности и беззащитности; а потом волна уничтожит и самих творцов, а возможно и весь остров. Синдзи Осуги не сдвинулся с места и, посмотрев на прекрасное в своей внутренней отрешенности лицо девушки, неторопливо и во всех подробностях запечатлел его в памяти, насколько позволили ему время и собственное воображение".