9 мая этого года знаменитому барду Булату Окуджаве исполнилось бы 80 лет. Казалось бы, об Окуджаве известно все. Но была у него и другая жизнь, о которой не знал никто. Спустя почти семь лет после его смерти Наталья Горленко рассказала о своем романе с Булатом Окуджавой. Талантливая певица и поэтесса Наталья Горленко познакомилась с Булатом Окуджавой больше двадцати лет назад, пишет газета "Версия". Вот что она сама рассказывает об этом: "С Булатом я познакомилась 3 апреля 1981 года. Я работала тогда в Институте советского законодательства на Кутузовском проспекте, и Булата позвали там выступить. Захожу в комнату и вижу: на моем рабочем месте в окружении девочек сидит наш гость. Нас стали знакомить. А у меня в голове безо всякой, конечно, задней мысли вдруг мгновенно всплыли диспуты с близкой подругой, за которой ухаживал знаменитый композитор и математик Эдисон Денисов. Разница в годах между ними была очень большой, и мне их отношения казались то ли какой-то сказкой, то ли бредом. А про себя подумала: никогда такого не случится со мной. Но говорят же: ни от чего не зарекайся… Мы разошлись с Булатом во времени больше чем на… 30 лет.
После выступления в кулуарах девчонки наперебой, словно сговорились, стали меня нахваливать: "Булат Шалвович, вы не слышали, как Наташа поет?" От смущения я готова была провалиться сквозь землю… От этой встречи остались бы только воспоминания, если бы меня буквально не выпихнули на улицу: "Дура! Догони его!" И я догнала. А он точно ждал этого момента. Мы обменялись телефонами, пообещав, что пригласим друг друга на свои концерты. От судьбы, видно, не уйти".
Тогда Наталья Горленко не могла даже представить, что этот день изменит ее жизнь. Прошло довольно много времени, прежде чем Булат Шалвович и Наталья встретились еще раз. "Однажды, перелистывая телефонную книжку, я наткнулась на телефон Булата. Позвонила. Он меня вспомнил. Встретились. Я попросила его написать для меня три песни. "Видите ли, - ответил он, - я давно уже не пишу стихов, восемь лет, а не то, что песен. И потом, если что-то получается, то очень личное и все больше о смерти…" "Вот-вот, о смерти, - подхватила я, как во сне. – Я тоже так люблю о смерти!" Я в тот день была явно не в себе. Мы вышли на улицу уже обреченными на все, что последовало дальше. Сейчас все, что было между нами, я ощущаю острее, чем в те годы. Тогда наша жизнь была просто сумасшедшей. Почти два года скрытого подпольного существования, от людских глаз, от соглядатаев, от близких ему и мне людей. И потом это тоже было похоже на сумасшедший дом. Мы постоянно куда-то неслись, меняя поезда и машины. Он особенно раскрывался, когда мы уезжали из Москвы. В дороге, в вагонах, в бесконечном мелькании телеграфных столбов. Он даже стихотворение на эту тему написал: "Все влюбленные склонны к побегу…" но как только мы приближались к Москве, он становился мрачным, грустнела и я.
Уйдя из дому, от жены, он сказал мне, что без меня не может жить. Он говорил: "Когда поженимся", а у меня все падало, и я думала: "Боже, какой ужас, что будет с нами?" Почему-то меня это давило. Когда он болел или умирал, мне казалось, что я тоже вот-вот покину этот свет. Накануне его смерти приснилось: на огромном подносе два одинаковых, ярких пучка петрушки и мой голос – дайте мне один. Заглянула в сонник – это означало болезнь, смерть…", - рассказывает Наталья Горленко. - Мне нравилось, что Булат ничем не обольщается. И на мой счет тоже. "Я не умел обольщаться даже в лучшие года…" – писал он. "Вы такая юная, - говорил мне в первые дни знакомства, - вам же нужны балы…"
Однажды, уже спустя годы, я сказала Булату, что привыкла к нему и ощущаю себя его половиной. Он разразился потом большим письмом. Его письма божественны… Много в них и о любви. И все написано не просто от нечего делать, а серьезно. Моему голосу он посвятил целую страницу… Голос его очень волновал. Поначалу, когда я ему звонила, он тут же выбегал из дому, якобы с собачкой и перезванивал мне. В тот момент наши отношения были тайными. А я от его голоса был без ума, поэтому сейчас не могу слышать, как он поет.
Его самозащитой была некоторая высокомерность. Во всяком случае, многие его так воспринимали. Но он был удивительно трепетный, ранимый. При том, что в его характере волевая сдержанность. Да, была в нем и сентиментальность. Поэт… Я называла его "Облако без штанов". Мягкий, романтичный, импульсивный. Я, такая, как я, - это, может быть, чистая любовь, запредельность. Он часто говорил в преддверии нашего совместного проживания: как же мы с тобой будем жить? Ты такая… я такой… Когда я уезжала в Швейцарию с человеком, из-за которого мы расстались с Булатом, и известила его об отъезде, он протянул: "О, в Швейцарию!.. Ну ладно… Буду звонить…" Но не стал звонить. Тонкий человек, он не хотел мне портить жизнь. Вот почему в последний его год мы редко перезванивались. Только когда уже было невмоготу. Когда он умирал, я чувствовала, что происходит что-то страшное. Будто бы умирала сама..."